Марк Ходдер - Экспедиция в Лунные Горы

Ребра заскрипели, и на мгновение он решил, что умирает. Он растянулся на кирпичах.

— Сангаппа, — сказал чей-то голос.

Исследователь посмотрел вверх и увидел дворника, стоявшего на мостовой недалеко от него.

— Что?

— Сангаппа, — повторил человек. — Самый лучший смягчитель кожи, который можно купить за деньги. Его присылают из Индии. Достать не просто и чуточку дороговат, однако стоит этих денег. Нет ничего, что превосходит его. Сангаппа. Пользуйтесь им, и он принесет большую пользу этой вашей слишком набитой сумке, можете мне поверить.

Бёртон смахнул рукавом пот со лба.

Дворник облокотился на метлу и спросил:

— Вы в порядке, сэр?

— Да, — ответил Бёртон. — Но у меня был плохой день.

— Похоже на то. Не беспокойтесь, завтра вы забудете о нем.

Внезапно человек смутился и почесал в затылке.

— Странно... но я даже не помню сегодняшнее утро. Наверно я схожу с ума. — Он поднял метлу, вышел на мостовую и, с крайним изумлением на лице, стал сметать в сточную канаву лошадиный навоз.

Бёртон сглотнул и облизал губы. Он должен выпить. Он чувствовал себя сбитым с толку. Он не был уверен, где находится, что сделал и почему это сделал.

Подобрав винтовку и драгоценности, он медленно пошел по улице.

— Эй! — крикнул ему в спину дворник. — Не забудьте. Сангаппа. Вы можете купить ее в скобяной лавке Джамбори на углу Халфмун-стрит. — Он указал вдоль по улице. — Тама! Скажите старику Джамбори, что вас послал Старый Дворник Картер!

Бёртон кивнул и захромал прочь. Он попытался свести вместе куски головоломки, но в голове была каша.

Он пересек улицу, прошел мимо скобяной лавки Джамбори и выбрался на Беркли-стрит, где увидел пожилого человека, глядевшего из окна первого этажа. Он остановился и внимательно осмотрел изуродованное шрамами лицо с белой бородой, острыми скулами и глубокими мученическими глазами.

Человек тоже уставился на него.

И пошел, когда он пошел.

Что? Нет! Не может быть! Это я. Мое отражение. Но как? Как я мог так состариться? Мне... мне девятнадцать. Только девятнадцать .

Он посмотрел на руки. Коричневые, морщинистые, натруженные. Не руки молодого человека.

Что случилось? Как такое возможно?

Он похромал дальше, пересек Беркли-сквер, прошел по Дэвис-стрит и вышел на Оксфорд-стрит, заполненную экипажами. Экипажами, запряженными лошадьми. Только лошадьми. Ничего другого. Его это изумило, хотя он не понял, почему.

А что я ожидал увидеть? Почему мне это кажется неправильным?

На Портман-сквер он, шатаясь, добрался до клочка зелени в центре площади, бросил все на траву и рухнул на скамейку под деревом. Он собирался идти на Монтегю-плейс, но только сейчас сообразил, что ему там делать нечего.

Он громко засмеялся, и тут же бок обожгло болью, по щекам потекли слезы.

Он закричал, и подумал, что должен умереть.

Он сидел тихо, и внезапно оказалось, что прошли часы; его окутал плотный ночной туман.

Из-за завесы потрясения вынырнули и стали развертываться спутанные воспоминания. Он попытался загнать их обратно, но они продолжали появляться. Окружающий его Лондон исчез во тьме. Но внутри его потихоньку стала стала материализовываться правда, с ужасающей ясностью.

Она наклонилась в сторону как раз тогда, когда он нажал на курок.

Вторая пуля убийцы, отсекла ей ухо.

Но его пуля — пуля сэра Ричарда Фрэнсиса Бёртона — ударила ее в голову.

Я. Я это сделал.

Он убил королеву Викторию.

Здесь все началось .

Здесь все кончилось.

Не исток, но еще одна часть круга .

Он сидел в центре Портман-сквер.

Его обволакивал густой туман.

Тишина.

Таинственная.

Безвременная.

И, за ней, мир, который он сделал настоящим. Совершенно настоящим.

Алджернон Чарльз Суинбёрн

Из «Стихотворений и Баллад», 1866.