Коллектив авторов - Далеко-далёко. Рассказы о детях

Странная песенка… Чем она привлекала малышню?! Думаю – возможностью подразнить взрослых!

Однажды она оказала Антошке медвежью услугу: Тогда же мы надумали показать ребёнка педагогу в музыкальной школе. Для этого занимались, разучивая детские песни. Особенно трогательно звучала песня кота Леопольда, которую и приготовили к исполнению:

Надо сказать, что при всей своей жизнерадостности, сын иногда терялся в обществе малознакомых людей. Поэтому, когда он увидел строгую даму в больших роговых очках за роялем – я заметила – ребёнок сник.

– Ну, мальчик, что ты будешь петь? – серьёзно, без сюсюканья и заигрываний, спросила басом строгая дама, нажав случайно клавишу. Клавиша басовито поддержала: «Пе-е-еть…»

Мальчик стоял, опустив голову, и рассматривал облупившуюся краску на деревянном полу. Казалось, что даже упрямые вихры поникли, желая спрятаться.

– Антош, дождик босиком!.. – подсказывала я, пытаясь помочь.

Сын взглянул на меня, и крошечные слезинки блеснули в уголках глаз.

– Мальчик! Пой!.. – дама легонько стукнула по крышке рояля, и чёрный, сияющий лаком красавец гулко отозвался: «По-о-ой…»

И Антон запел. Сначала тихо, потом голосок набрал силу, и, наконец, во всю мощь, звонко и заливисто:

Я стояла красная, как рак, и боялась взглянуть на даму.

Антошка закончил петь и победно, с радостным ожиданием, уставился на педагога. Она молча, в замешательстве, протирала очки. Потом обратилась ко мне:

– Вот что, мамочка… Пусть ваш сын подрастёт. А когда придёте в следующий раз, будьте добры, подберите для ребёнка репертуар – есть очень много хороших детских песен!

Как-то незаметно песенка про Бегемота и его талию, пережив пик популярности в малышовой среде, стала забываться. Она звучала всё реже. Ей на смену пришли новые песни и новые увлечения.

Только я, тоскуя по вихрастому, с озорными чертенятами в глубине лукавых глаз, Антошкиному детству, иногда вполголоса напеваю:

– Давай спи, – строго говорит мне бабушка, плотно задёргивая цветастые выцветшие занавески, – завтра вставать рано – чуть свет, дед ждать не будет!

Я быстро зажмуриваю глаза и отворачиваюсь к стенке. Но заснуть сразу не удаётся. На улице ещё шумят, играя, соседские ребятишки. Во дворах нетерпеливо повизгивают привязанные псы, неистово крутясь на своих цепях. Слышен каждый звук – вот зазвенело перевёрнутое козлёнком цинковое ведро, и бабушкино приглушённо-досадливое: «Вот бисова нывира!»

Это у неё такое ругательство. В казачьих семьях не приняты плохие слова – грех! Но бабушка иногда ругается так, когда думает, что её никто не слышит. У нас в семье всегда были строгие правила: детей далеко от дома не пускали. Для них всегда находились работы по дому, двору, огороду. У всех станичников небольшие хозяйства: козы, куры, утки, поросята. За всем нужен пригляд и уход. Дети работают наравне со взрослыми, и стыдно прослыть лентяем и бездельником. Но вечером, после всех забот, можно погулять возле двора, где собираются и соседские дети. Играм нет конца! Но строгое вечернее: «Домой!» – беспрекословно.

И, вот уже призывные «Домой!» слышны с разных концов улицы, и дети нехотя разбредаются по дворам. Темнеет. В открытое окно вползает мягкая вечерняя прохлада и тишина, нарушаемая приятным звоном цикад. Скорей бы завтра!

Завтра мне предстоит ехать с дедушкой в горы. Наш дедушка Петро, бывший казак, работает на ферме скотником. С весны подросших телят угоняют на всё лето в горы. Там, на зелёных буйных пастбищах, меньше выгорает трава, и животные на воле быстро набирают вес.

Это лето выдалось урожайным на фрукты, особенно уродили сливы, терновки, алыча. Ветки деревьев буквально ложатся на землю под тяжестью плодов. В станице открылись приёмные пункты, куда местные жители могут сдавать фрукты со своих участков. Деньги небольшие, но нужные в каждом доме, где после войны растут оравы ребятни. В нашем подворье фруктовых деревьев мало, а садик, который был когда-то в конце огорода, вырубили, когда обрезали участки бывшим казакам.