Дмитрий Емец - Череп со стрелой

– Привет! – радостно обратилась Надя к Афанасию. – В нырок?

– Да.

– Ну, ни болота тебе, ни закладки!

Афанасий мрачно поблагодарил, разглядывая залитые водой брюки. Теперь они обледенеют и действительно не будет ни болота , ни закладки.

Афанасий толкнул дверь и вышел на улицу. На полдороге, на небольшом пригорке, он остановился и стал смотреть на темную массу леса, окружавшую изрезанные оврагами бока ШНыра. Вскоре он услышал скрип снега. От пегасни навстречу ему двигался Меркурий. Пропуская его, Афанасий отшагнул в снег. Меркурий, не обходя его, остановился и стал смотреть в ту же сторону, что и Афанасий. Кажется, недавно у него снова шла из носа кровь, потому что к одному из усов прилип засохший ватный комок бурого цвета. Афанасий застенчиво показал на него, и Меркурий пальцем стряхнул его в снег.

– Ныряешь, – спросил он, как всегда, без вопросительной интонации.

Афанасий осторожно подтвердил, соображая, что скажет, если смалодушничает и Меркурий через полчаса встретит его в столовой.

– Ты смотрел на лес. Я думал. Ты вспомнил. О замурованном эльбе, – сказал Меркурий. – Когда-то один шныр. Взрастил в себе. Эльба.

Афанасий торопливо сказал, что это невозможно. Ограда бы не пропустила. Меркурий не стал спорить. Он даже головы не повернул: как смотрел на лес, так и продолжал.

– Говорят, пропустила. Какое-то время. Шныр обманывал. Себя. Но однажды почувствовал. Что он раб эльба. И никогда не сможет. Освободиться. Шныр вернулся и замуровал себя. Где-то в этом. Лесу.

Эту историю Афанасий слышал впервые.

– Замуровал? Как он это сделал?

– Выкопал землянку. Взял некоторое количество. Пищи, воды. Оставил проход. Для воздуха. Его друг положил сверху. Каменную плиту. Засыпал землей. Скрыл все следы. Ушел. Шныр никак не мог. Выбраться. И эльб тоже.

– И чем все закончилось? Шныр умер? Или друг приносил еду?

– Не знаю. Но, говорят, эльб и сейчас там. Что-то мешает ему. Погибнуть. А близость ограды ШНыра заставляет его. Страдать.

Афанасий сглотнул, пытаясь понять, как много Меркурий Сергеевич знает. И зачем вообще затеял этот разговор.

– А где именно шныр себя замуровал?

Меркурий пожал плечами. Обвел серьезным лицом заснеженные деревья. Афанасий внезапно осознал, как огромен окружавший их лес. А когда-то был еще больше.

В сыроватом, пахнущем весной воздухе жила тишина. Присвистывала низовыми ветрами, качала ветками кустарников, пела из Зеленого Лабиринта случайно залетевшей птицей. Испугавшись этой тишины, которую Меркурий переносил много легче, Афанасий спросил, где берут таких друзей. Вопрос был глупый, ибо замуровывающие друзья были Афанасию скорее опасны.

– Где-то. Берут, – ответил Меркурий и продолжил совсем о другом: – Никаких особых чудес. Нет. Все открыто. Каждый сам выбирает. Как далеко он нырнет.

Меркурий повернулся и, наклонившись вперед, пошел к ШНыру. Скрипел снег. Огромные, как корабли, валенки удалялись по тропинке. Афанасий не выдержал. Побежал по тропинке, увяз в снегу, но, все же обогнав валенки, преградил им дорогу:

– Постойте! Зачем вы рассказали мне о замурованном?

– Это. Легенда.

Афанасий не поверил:

– Неправда! Вы догадались! И что мне делать, если ко мне прицепился эль? Засунуть себя в землянку? Похоронить живьем?

– Зачем. Хоронить, – удивился Меркурий. – Ныряй. Ты же шныр.

– Нырять?! Но если в болоте эль что-то почувствует…

– В болоте . Полно элей. Еще одним. Их не удивишь, – отрубил Меркурий.

– Но это мой эль! Через одну девушку. Мы с ней одно, и эль, значит, общий!

– Чушь.

– Что чушь? Я чувствую, как он шевелится в ней, а это все равно что во мне! Я думаю, он видит моими глазами! Шпионит в ШНыре через меня! – выпалил Афанасий, испытывая радость, что может выговорить все, что неделями гнило в нем.

Меркурий заглянул в глаза Афанасию, точно желая получше отпечататься в памяти следящего эля.

– Белдо тебе. Наплел. Все это, – произнес он утвердительно, точно лукавый старичок оставил в зрачках у Афанасия визитную карточку.

– Белдо, – подтвердил Афанасий.

– Чушь. Ничего эль. Не видит. Он тупая личинка. Пожирает ее разум и силы. И с каждым днем становится. Сильнее. Если хочешь спасти девушку, ныряй. И не бойся его. Он сам. Тебя. Боится.

– Кто меня боится? Эль? – не поверил Афанасий.

– Они все боятся. Кто не боится. Тот не пугает. Иди – и ныряй! – отрезал Меркурий.

И это был практически единственный случай за всю историю ШНыра, когда Меркурий Сергеевич произнес что-либо с восклицательной интонацией. А в следующую секунду Афанасия развернули за плечи и легонько подтолкнули к пегасне.