Оксана Ризнич - Смертоносный цветок

Весенним вечером Дзиро сидел подле зажжённого светильника, листая первую из таинственных книг. Бывший сёгун посматривал в окно, сквозь которое проникал тонкий, как предчувствие, аромат цветущих деревьев. И подчиняясь разлитому в воздухе ожиданию, произнёс Дзиро: «Приди же скорей в мой приют одинокий! Сливы в полном цвету. Ради такого случая и чужой навестил бы…» [6] Сайгё.

Тогда я отодвинула сёдзи [7] Перегородка, раздвижная дверь (яп.). и вошла.

Дзиро схватился за меч, но не успел и двинуться в мою сторону, как его голова покатилась по полу. Так я отомстила за своего господина, а книги попали ко мне.

Долгой была после этого моя дорога – я ехала в земли Эдзочи [8] «Родина айнов», Хоккайдо (яп.). . Никто не будет искать Томоэ-годзэн среди эмиси и кувэй. Никто вообще не будет меня искать: я слышала на рынке, как люди судачили о битве на берегах Фурукавы и о том, что наши с Итиро головы стали украшением для пик самураев из клана Миура. Но убийцу Дзиро искать будут.

Без приключений я добралась до самого севера Эдзочи, где в долине Сяри, густо поросшей тростником, жили эмиси. Не желая показываться даже этим диким людям, я обошла их котан [9] Селение (айнск.). и двинулась в горы. Скоро мне подвернулась вросшая в землю хижина, похожая на ту, в которой окончилась жизнь вероломного Дзиро. Воспоминание об этом событии не грело мне сердце исполненной местью, а пробуждало в нём только печаль о моём любимом господине, но выбирать не приходилось. Мой лук оставался со мной, и меч тоже – я носила его спрятанным в складках одежды так, что ни одна душа не могла заметить, но при необходимости я бы выхватила его немедля и покончила с противником. Лес вокруг хижины изобиловал дичью, и первое время только охота была для меня источником пищи. Миновали два полнолуния, прежде чем я решилась спуститься в Сяри. Там нашла старика, который за скромную плату согласился тайно приносить в мою хижину рыбу и рис.

Не было смысла читать первую книгу – ту, что успел открыть Дзиро. Эта книга не спасла его от смерти, вот почему я сразу принялась за вторую. Священная книга сопротивлялась, и я не замечала течения времени, стремясь разгадать тайнопись прародителей айну. Не один старик поменялся из тех, что носили мне рыбу. Не одно одеяние из тех, в которые я облачалась, превратилось в тряпьё. Деревня в предгорье то становилась совсем безлюдной, то разрасталась до размеров небольшого города, то делилась на несколько селений. Как-то мне пришлось нанять мальчика – сына одинокой бедной женщины. Он долго служил мне. Его голос постепенно менялся, из звонкого детского превращаясь сначала в ломкий голос подростка, потом – в сильный голос взрослого мужчины, но я не обращала на это никакого внимания и никогда не смотрела ему в лицо – так была поглощена разбором рукописи, где каждый знак мне давался с огромным трудом. Мальчик стучал в дверь, называл своё имя, я разрешала ему войти и поставить корзину в раз и навсегда указанном месте.

Однажды он, как обычно, постучал и окликнул меня. Голос его показался слишком хриплым и как будто больным. Тогда я сочла необходимым узнать, что с ним – мне не нужны были хвори, которые мальчик мог принести из деревни.

Седой сгорбленный старик глядел на меня выцветшими глазами.

– Кто ты?

– Я Хагука, госпожа, тот, который уже много лет приносит вам еду.

– Но ты старик, а я нанимала мальчика…

Хагука вздохнул, его сандалии прошаркали по полу, и корзина с едой водрузилась на привычное место.

– Да, госпожа, я состарился и скоро умру. Поскольку жизнь моя почти прошла и мне уже ничего не приходится бояться, скажите: почему вы не стареете? Почти всю мою жизнь я прихожу сюда и вижу вас такой, какой вы были в тот самый первый день, когда мы встретились.

– И что же ты думаешь обо всем этом, Хагука? – спросила я его.

– Думаю, что вы – оборотень, – ответил Хагука и опустил глаза. Всё-таки ему было страшно.

– Я скажу тебе моё имя, старик. Но поклянись, что ни одна душа не узнает о моей тайне.

Хагука поклялся, и я открыла ему правду о моём происхождении. Когда я рассказывала о событиях, произошедших подле Фурукавы, слёзы невольно навернулись мне на глаза. Окончив рассказ, я велела ему уходить и молчать об услышанном.

После разговора со стариком я задумалась: правда ли бег времени не коснулся меня? Найдя в лесу стоячую воду, скопившуюся после дождя в небольшой впадине, я склонилась над ней. Отражение в воде было таким же молодым, как в тот день, когда я впервые осознала свою женскую привлекательность. Чтобы сосчитать годы, проведённые в лесной хижине, я долго записывала имена тех, кто носил мне пищу, и путём утомительных подсчётов пришла к выводу, что минуло более пяти веков.