Стивен Эриксон - Память льда. Том 1

– Худ нас всех побери, – прошептала Корлат Первому Кулаку, – тебе удалось задеть его за живое.

Ответная ухмылка Дуджека выражала глубокое удовлетворение.

Скворец направил коня прочь от колонны, а затем натянул поводья и стал ждать подхода арьергарда. Повсюду были видны рхиви, они шли поодиночке или небольшими группами, несли на плечах свои длинные копья. Загорелые кочевники шагали легко, будто их не коснулись жара и многие лиги, оставшиеся позади. Стадо бхедеринов гнали параллельно с колонной, в трети лиги к северу. В промежутке между ними тёк постоянный поток рхиви, которые либо возвращались от стада, либо направлялись к нему. Иногда в него вплеталась повозка – пустая на пути на север, гружённая тушами при движении на юг.

Вдали показался арьергард, пообок от которого скакали разъезды: отряды малазанцев в достаточном количестве, чтобы удержать внезапное нападение, выгадать время, чтобы колонна успела развернуться и прийти на помощь. Командир снял с седла мех с водой, глубоко глотнул, пристально рассматривая своих солдат.

Удовлетворённо кивнув, он пустил коня шагом, щурясь в клубах пыли, которыми был окутан арьергард.

Она шла в этой туче, будто желала скрыться. Её походка так живо напоминала Рваную Снасть, что Скворец невольно почувствовал, как по спине побежали мурашки. В двадцати шагах позади неё шагала пара малазанских солдат, за плечами – арбалеты, шлемы надеты, забрала опущены.

Командир подождал, пока троица пройдёт мимо, затем направил коня следом. В несколько мгновений он нагнал пару морпехов.

Те подняли глаза. Честь отдавать не стали, как было принято по уставу на поле боя. Та женщина, что оказалась ближе к Скворцу, коротко кивнула в знак приветствия.

– Командир. Явились свою долю пыли проглотить, да?

– А вы обе как заслужили такую привилегию?

– Сами вызвались, сэр, – ответила вторая женщина. – Это ж Рваная Снасть там идёт. Ну, да, мы знаем, она теперь называет себя Серебряной Лисой, только нас не надуришь. Это наша кадровая чародейка, как есть.

– И вы решили прикрывать ей спину.

– Так точно. Честный обмен, сэр. Всегда.

– И вас двоих довольно?

Первая женщина ухмыльнулась из-под полузабрала.

– Мы до Худа хорошо умеем убивать, сэр, я и сестра моя. По две стрелы за семьдесят ударов сердца пускаем – каждая. А когда на то времени нет, берёмся за длинные мечи, по одному в каждую руку. А когда они погнутся, вытянем свиноколы…

– А когда железо закончится, – прорычала другая, – зубами грызть будем, сэр.

– Сколько ж у вас было братьев?

– Семь, да они все сбежали, как только смогли. И папаня тоже, но мамке без него лучше, и это она не просто так, со зла сказала, а чистую правду.

Скворец подъехал ближе, закатывая левый рукав. Наклонился с коня и показал морпехам своё предплечье.

– Видите шрамы? Нет, не эти, вот эти.

– Хороший укус, – отметила ближайшая женщина. – Только зубки маленькие.

– Ей тогда пять лет было, ведьме крохотной. А мне шестнадцать. Первая драка, в которой я проиграл.

– А что, командир, из неё вырос знатный солдат, да?

Скворец разогнулся, поправляя рукав.

– Худов дух, нет! Как только ей стукнуло двенадцать, отправилась куда глаза глядят, чтобы выйти замуж за короля. Так она сказала, во всяком случае. Больше никто из нас её не видел и не слышал.

– Бьюсь об заклад, она и вышла, – заявила первая женщина, – если хоть в чём-то на вас похожа.

– А вот теперь я чуть не подавился, солдат. И не только пылью. Продолжайте!

Скворец поехал вперёд рысью, пока не догнал Серебряную Лису.

– Теперь они готовы за тебя умереть, – сказала женщина, как только командир поравнялся с ней. – Я знаю, – добавила она, – ты это делаешь не нарочно. Нет ничего расчётливого в том, что ты ведёшь себя как человек, друг мой. Это и делает тебя таким смертоносным.

– Неудивительно, что ты тут одна-одинёшенька топаешь, – ответил он.

Серебряная Лиса криво ухмыльнулась.

– Мы с тобой очень похожи, знаешь ли. Всего-то нам надо – руки сложить чашечкой, а десять тысяч душ уже мчатся к нам в ладони. И время от времени каждый из нас это осознаёт, и тогда внезапная, огромная тяжесть загоняет нас чуть глубже внутрь. И то, что было мягким, становится чуть меньше, чуть слабее.

– Не слабее, Серебряная Лиса. Скорее, сгущается, становится более избирательным. То, что ты вообще чувствуешь это бремя, доказывает: это чувство живо и здравствует.

– Всё же, если поразмыслить, есть разница, – заявила Серебряная Лиса. – Тебе – десять тысяч душ. Мне – сотня тысяч.