Дмитрий Морозов - Клык и коготь

Люди, наблюдающие за застывшим парнем, внезапно увидели, как его тело окуталось пеленой, затуманилось – и стало расти, обрастая шерстью и осыпая землю обрывками одежды. Крик, доносившийся со склона холма, стал низким и сменился звериным рыком… Огромный, чёрный с серыми подпалинами медведь прыгнул на застывшую в удивлении кошку, не готовую из охотника стать добычей – и, не обращая внимания на хлынувшую из разодранной в клочья от шипов шкуры крови, принялся рвать на части куски брони кошки, добираясь до тёплой плоти… Инопланетный монстр заревел, метнулся вперёд – и два тела, сплетясь в клубок, принялись кромсать подлёсок и друг друга…

Зрители, наблюдающие за схваткой, затаили дыхание – и не только на вершине холма…

Дикий рык взвился над схваткой, но в нём всё чаще доносился торжествующий рёв медведя – и жалобное повизгивание большой кошки… В чёрной жёсткой шерсти когти монстра путались, застревая в клубках кожи и тугих мышцах, а небольшие, но сильные лапы медведя легко выворачивали пластины брони, погружаясь в чужую плоть, как в масло, вырывая куски, добираясь до жизненно важных органов. Врут те, кто говорит, что время в такие моменты останавливается – скорее оно спрессовывается в наполненные жизнью мгновения, заставляя попавших в них проживать всё гораздо плотнее, чувствуя каждую секунду, словно час…

Для остальных всё спуталось – огромный медведь прыгнул вперёд, слившись на несколько мгновений в единое целое с белоснежным бронированным монстром и вот уже окровавленный чёрный зверь встаёт над поверженным противником, оглядывая мир залитыми кровью глазами…

Люди, радостно высыпавшие на вершину холма из-за скал, остановились: странный медведь, весь в ошмётках бурой крови, увидев двуногих, рыкнул и ринулся на новую добычу. Ярость, бушующая в груди зверя, требовала выхода. Немного косолапя, он стремительно взбирался на холм, выбрасывая из-под лап куски дёрна… Земляне кинулись врассыпную, но тут из кустов наперерез бурому хищнику выскочила поджарая фигура совершенно седого волка. Белый как лунь зверь встал на пути несущегося наверх Макса – и поймал взгляд налитых кровью глаз… Медведь притормозил, занося лапу для удара – и застыл, заворожено разглядывая в чужих зрачках собственное отражение. Своё человеческое "Я".

Детство и щемящие душу походы в лес. Реже – с родственниками, чаще – одному, в ночную пору, слушая ароматы лесной чащи и любуясь полной луной. Неловкость в потасовках со сверстниками – словно боясь смять, покалечить хрупкие человеческие тела – неловкость, прочно вошедшую в его жизнь. Слабость его земного обличья – обратная сторона сила и гибкость оборотня высшего круга. Ярость зверя – тщательно подавленная, скрываемая ото всех и прежде всего от самого себя животная часть своего естества, настолько мощная и цельная, что не смогла пройти слияние с людской ипостасью, отгородившись от неё, сделав человека более чистым и уязвимым, а Зверя – более мощным. Дикая и неистовая, но вполне контролируемая вторая часть живущего на две стороны… Судорога вновь свернула пространство, туманя зрение ошарашенным наблюдателям и вот уже две фигуры встают с земли, два обнажённых силуэта: Макса – и какого-то старика.

Шаман Ирк’х, бывший глава рода Сломанной ветви, был встревожен. Странные сны, необычные предчувствия, неясная тревога – он не понимал, что происходит. Гадательные руны отказывались служить, огонь священного костра исправно пожирал жертвы, но отказывался говорить, зверёк – помощник дрожал и тянул вглубь лесов, в зону диких тварей. Наконец Ирк’х сдался и, поручив племя заботам младших шаманов, последовал в чащу, следуя неопределенному предчувствию и подсказкам своего крига.

Состояние внутренней чистоты, делающее его невидимым для тварей, опасных и для посвящённого высшего уровня, помогло дойти до неясной цели предчувствий – холма каменных врат, расположенного в зоне охоты касадга, одной из наиболее опасных тварей среди дикой чащи. Ирк’х вздохнул и принялся устраивать малый круг опеки – сферу, в которую местная живность не сунется своими ментальными щупальцами. Сбор трав, настоянный на эскриментах самых пахучих зверей леса, плюс ворожба крига и естественное защитное укрытие местности – и можно было ждать, ни о чём не беспокоясь. Что шаман и сделал, потому что твёрдо знал – если сюда забредёт зверь, способный преодолеть круг опеки, волноваться уже будет незачем – поздно. На второй день ожидания Ирк’х почувствовал как беспокойство, разлитое в воздухе, стало закручиваться в тугую спираль. Словно кто-то всё сжимал и сжимал невидимую пружину, собирая в одну точку вселенские силы. Поднялся ветер, взметая пыльные вихри вокруг оскаленных скал. Когда казалось, что природа не выдержит и деревья вместе с валунами сорвутся в гигантский хоровод, кроша друг друга в мелкую пыль – но всё закончилось едва ли не быстрее, чем началось. Солнце, выглянув из-за нахмуренных туч, осветило успокоенный холм – и на его вершине заискрили в остатке хоровода серебристые пылинки. А в тот момент, когда последняя упала на землю, среди камней стали появляться лежащие фигуры – одетые в пёстрые раскрашенные одежды, но вполне похожие на хлоев.