Вадим Меджитов - Психолог

Но легенда неспроста оставалась таковой. Практически невообразимо было представить себе, что кто-то в этом мире мог одержать верх над темной душой, которая со временем пожирала и завоевывала внутреннее Я своего бывшего хозяина, сводя последнего в могилу.

Да, человек становился сильнее. Да, он вбирал в себя опыт многих прожитых лет. Но внутренний баланс постепенно разъедался под воздействием пагубных мыслей и действий, и человек переставал осознавать причинно-следственную связь своих действий, попросту становясь сумасшедшим маньяком. А на таких монстров мир всегда находил управу. Простой, но крайне разгневанный люд, наемники, которые за большие деньги нашли бы и предали земле кого угодно, а также печально известные государственные аудиторы преследовали подобных созданий, и в конечном итоге всех, кто был одержим темными душами, ожидал скоропостижный и крайне нелицеприятный конец.

Так раньше думал Зигмунд. Поэтому он и считал себя и своего бедного друга Малькольма безвозвратно погибшими. Если ты сопротивляешься злому духу, то он, не находя нужной ему подпитки отрицательной энергии, начнет пожирать своего временного хозяина. И тогда ты умрешь в страшных муках от болезни, против которой нет известного лекарства. От болезни, что поражает душу, нервы, а затем и всю физиологию тела. Ты умираешь в столь сильных муках, что жалеешь о том, что вообще когда-то жил.

Остается лишь выходить на свежий воздух и орошать его кровью и криками убитых, замученных тобою людей. Но так ты тоже долго не протянешь, ведь стрела быстрее мысли. А много стрел тем более.

И вот перед ним стояло, как ни в чем не бывало, доказательство его ошибочных рассуждений. Если, конечно, Келен не врал, но Зигмунд не мог заметить блеф – ни по жестам, ни по интонации голоса, ни по выражению глаз.

Ужасало и то, что темный дух захватил мальчика в столь юном и невинном возрасте. Зигмунд одновременно внутренне переживал о том, как тягостно юнец пережил вселение в себя мерзкого паразита, если даже взрослые мужи с крепким и развитым рассудком умирали в муках, пытаясь вобрать в себя темного духа. Но также в его голову приходили крайне мрачные мысли о том, насколько изощренным (извращенным?) должен быть ум Келена, если он смог прожить так долго.

Перед Зигмундом стояла не только живая загадка, но и самая сильная угроза, когда-либо встречавшаяся в его жизни.

– Это никакая была не угроза, – миролюбиво произнес мальчик, игриво пожимая плечами. – Скорее, ультиматум. Но я же дал тебе выбор!

– Ультиматум – это не выбор. Никогда нельзя считать выбором ситуации, в которой на одной чаше весов стоит смерть.

– О, ты совсем ничего не понимаешь в выборах, – нравоучительно заметил мальчик.

Он аккуратно положил книгу обратно на полку и снова вернулся к кровати.

– Смерть всегда незримо присутствует в нашей жизни, Зигмунд, – загадочно произнес мальчик. – Но далеко не всегда нам дают шанс выбрать ее. Тебе в чем-то повезло.

И он радушно улыбнулся старику.

Зигмунд тяжело дышал, смотря на мальчика невидящим взором. Но он сумел собраться с силами и мыслями, перестав бороться с текущим волнением, одновременно не давая своему сознанию пропускать будущие переживания в свою душу. Заблокировал дверь, забаррикадировался.

Тяжело вздохнул. Он не стал себе мысленно говорить, что все хорошо, не пытался успокоить себя.

Потому что все было крайне паршиво, и он более не хотел обманывать себя в этом.

– Но почему? Зачем вам все это? – задал он вопрос, который давно крутился на кончике его языка и на границе его сознания.

– А почему нет? – просто переспросил мальчик, еще раз пожимая плечами. – Почему нет? Разве не имею я свободы убивать кого хочу и когда хочу?

– Это… незаконно… – неуверенно произнес Зигмунд, пытаясь нащупать духовную почву под ногами.

Хотя он уже начинал понимать, что при разговоре с психопатом держаться знакомых берегов бесполезно. Либо ты с ним на одной волне, либо ты держишься своих принципов (которые должны быть очень хороши), либо ты погибаешь в волне нескончаемого безумия.

– А кто определяет закон?

Хитрая улыбка, кивок головы. Он действительно хочет знать ответ.

– Государство, – Зигмунд на секунду задумался. – И Бог.

– О! – искренне удивился мальчик. – Так ты, оказывается, верующий, Зигмунд?

– Нет… но хотел бы быть им. Но нет. Не верующий.

Он просто волнуется, поэтому отвечает прерывисто. Мальчик это явно замечает, и это явно доставляет ему удовольствие. Он чокнутый. Поэтому и прожил столь долго.