Джей Кристофф - Темный рассвет

«Мой брат жив».

Мальчик бился, брыкался, кусался. Ни слезинки по зарезанному отцу, только раскаленная, мерцающая ярость. Мия думала, что ее брат давно умер, – что его поглотили недра Философского Камня, вместе с их матерью и последними ее надеждами. Но если где-то глубоко внутри Мию и точили сомнения, действительно ли он Корвере, действительно ли сын ее матери, то кровожадный гнев мальчика положил им конец.

– Йоннен, послушай меня!

– Меня зовут Люций! – перешел он на визг, и его голос отразился от железа.

– Люций так Люций, только выслушай меня!

– Нет! – рявкнул он. – Ты у-убила моего отца! Убила его!

В сердце Мии проклюнулась жалость, но она стиснула челюсти и не поддалась ей.

– Мне жаль, Йоннен. Но твой отец… – Она покачала головой и глубоко вдохнула. – Слушай, нам нужно выбираться отсюда, пока на арене не начали сливать воду. По этой трубе поплывут штормовые драки, ты понимаешь? [2] Из трех видов драков, которые водятся в итрейских водах, – белого, шашечного и штормового, – последний, безусловно, считается самым глупым. Эти звери едят практически все, что помещается в пасть, включая других штормовых драков и собственное потомство. Полный список странных вещей, обнаруженных в их брюхах, хранится в зоологическом архиве Железной Коллегии и включает в себя, в произвольном порядке, следующее: • Цельные доспехи • Кожаную кушетку • Двухметровую пилу для лесоматериалов • Семейство (предположительно, страшно недовольное) дикобразов Из-за привычки поглощать все, что представляет хоть какой-то интерес, итрейские рыбаки дали им прозвище «морская канализация», поскольку, поймав и разрезав одного из них, вы, вероятно, обнаружите много разных диковин… В общем, да. Мысль вы уловили.

– Пусть! Надеюсь, они сожрут тебя!

– … О, он мне нравится …

– … И почему меня это не удивляет? ..

Мальчик повернулся к темным очертаниям, возникшим на стене рядом. Вокруг них резко похолодало. На него смотрели своими не-глазами кот из теней и теневая волчица. Хвост Мистера Добряка вилял из стороны в сторону, пока он изучал ребенка. Эклипс просто наклонила голову, слегка подрагивая. Йоннен на секунду замолчал, взгляд его округлившихся темных глаз метался от спутников Мии к схватившей его девушке.

– Ты тоже их слышишь… – выдохнул он.

– Я такая же, как ты, – Мия кивнула. – Мы одинаковые.

Мальчик уставился на нее, вероятно, тоже чувствуя тошноту, голод, тоску . Мия смотрела на него со слезами в глазах. Все те мили, все те годы…

– Ты не помнишь меня, – прошептала она дрожащим голосом. – Ты был младенцем, когда тебя забрали. Но я тебя помню.

На мгновение ее охватила буря эмоций. Слезы обжигали ресницы, а из горла вырвался всхлип. Она вспомнила о малыше в пеленках, лежавшем на кровати матери, когда убивали их отца. Смотревшем на нее своими круглыми темными глазками. Почувствовала зависть оттого, что он был слишком маленьким, чтобы осознать, что их отцу пришел конец, а вместе с ним – и всему миру.

«Но он не был отцом Йоннена, не так ли?»

Мия помотала головой и сморгнула ненавистные слезы.

«О, мама, как же ты могла…»

Сейчас, глядя на мальчика, она едва могла говорить. Едва могла заставить себя разомкнуть челюсти, наполнить легкие воздухом, вытолкнуть губами слова, обжигавшие грудь. У него были такие же кремнево-черные глаза, такие же чернильные волосы, как у нее самой. Мия так отчетливо видела в нем их мать, будто смотрела на нее в зеркало. Но, помимо черт матери, в форме его маленького носа, в линии пухлых щек…

Она видела его.

Скаеву .

– Меня зовут Мия, – наконец выдавила она. – Я твоя сестра.

– У меня нет сестер, – сплюнул мальчишка.

– Йонн… – Мия вовремя осеклась. Облизнула губы и почувствовала на них соль. – Люций, нам нужно выбираться отсюда. Клянусь, я все тебе объясню. Но здесь опасно.

– … Все будет хорошо, дитя …

– … Дыши спокойно …

Мия наблюдала, как ее демоны соскальзывают в тень мальчика и пожирают его страх. Но если паника в глазах ребенка поутихла, ярость, напротив, разгорелась, и внезапно мышцы его маленьких ручонок напряглись. Он снова начал извиваться и, освободив одну руку, потянулся к ее лицу.

– Отпусти меня!

Мия зашипела, когда он задел пальцем ее глаз, и с рычанием отвернулась.

– Прекрати! – рявкнула она, теряя терпение.

– Отпусти!

– Если сам не успокоишься, я тебя успокою!

Мия крепко прижимала брата к трубе, пока он пинался и плевался. Его ярость можно было понять, но, по правде говоря, сейчас было не до его уязвленных чувств. Мия свободной рукой отстегнула от нагрудника и наплечников оставшиеся кожаные ремешки, и доспехи упали на пол. Обувь, шипованная кожаная юбка и изношенная, запятнанная кровью туника остались на ней. Затем, закрепив по одному ремешку на запястьях и щиколотках мальчика, она связала своего брата, как свинью на убой.