Almerto - Рядовой

– Ты хочешь под суд меня? И так уже Аштаном запугал…

Он зашептал горячо:

– Прости… прости… ревность – плохая помощница для разума. Прошу… приходи ко мне…

Но я мотаю головой.

– Я не могу… нельзя… не положено… я должен жить ради Аштана. Если бы раньше предложил… я ведь и сам по тебе сохну не первый месяц. Но нельзя нам…

Он вдруг тянет мою руку вниз и с силой давит на свой вставший член.

– Видишь… видишь, что ты со мной делаешь? Я видел то же самое и у тебя на меня. Не могу я уже сдерживаться. Я специально перешел в вашу роту. Как тебя увидел тогда. Ты тогда вытащил нас из пленения чупановцев. Один ты пошел на всё, чтобы вытащить нас. Таким тебя и запомнил… самый красивый и самый сильный. А еще…

Аштан громко крикнул:

– Неси его сюда, дядя Путиш! Неси!!! Отогреем!

Давясь от желания им обладать, вот прямо сейчас бы вот утащил под тот навес, и даже если бы он передумал, всё равно снасильничал бы над ним, над его телом. Из последних сил сдерживаю себя и легко поднимаю, унося к костру, сжав челюсти, чтобы не застонать от желания.

– Тебе тяжело? – спрашивает он тихо, слабо пытаясь тронуть мой лоб ладонью, но я мотаю головой.

– Не стоит нам… не стоит…

У костра уже чувствую облегчение и вижу, как карета только въехала во дворы деревеньки. Ну, вот и все. Наконец-то, от греха подальше!!! Акуша не простит мне, если я пожертвую свою жизнь ради офицера, а не ради своего названного теперь уже почти сына. Эх, рано ты объявился, Аштан, рано…

Циате, нахмурившись, смотрит на костер и наконец, говорит:

– Впервые я так вот на дно. Думал, догоню…

Аштан беззаботно спрашивает:

– А зачем догонять-то было?

Циате переводит взгляд на Аштана и кивает.

– Да, ни к чему это всё было. Ты прав, Аштан.

Тот кивает и вдруг спрашивает:

– А почему у вас такое странное имя?

Я усмехнулся и сам решил ответить на этот сложный вопрос.

– Нас разделяет, Аштан, сословие. Он родовитой крови, и он офицер. Мое имя – обычное. Твое, Аштан, заморское. Моего отца звали Путятиш. А его отца никогда бы так не назвали. Ему офицерская должность перешла по роду. А нам – лишь если заслужим крепко, – я хотел, чтобы он разозлился на меня, чтобы решился отомстить. А он, лишь усмехнувшись, кивнул.

– И правда, Аштан, все правда, что сказал Путиш. Я родился уже в звании офицерском. А он – освободив не одну сотню рабов из лап Чупана, так и был рядовым, пока…

Сердце сжалось от догадки, и я, встав, сам разозлился.

– Так вот к чему мое повышение?

Он попытался было встать и тут же свалился от слабости.

– Путиш… прости… я лишь обратил внимание воеводы, что ты набил офицеров в первом же построении перед врагом. Ты, а не ваш капитан Важега. Он себе всегда приписывал заслуги вашего отряда. А еще заметил ему, показав на тех, кого ты освободил… они все помнят лишь тебя. Ты представлен к высшей награде и тебе дадут офицерское звание и также твоему сыну, – он смотрел на меня потеряно и расстроено. А я, опустив голову, лишь небрежно бросил:

– Ваша светлость, там карета ваша пришла. Извольте, вас проводит Аштан.

Он лишь усмехнувшись, начал одеваться. Аштан помог ему, Циате, поблагодарив его коротко, зашел в карету и сказал Аштану:

– Ты не передумай на счет лекаря. Благородное занятие. И дядьке твоему по карману, также у меня ночуй иногда. Я предупрежу слуг. Тебе комнату устроят.

Аштана было и не узнать. Он весь засветился и, повернувшись ко мне, вновь повернулся обратно.

– Спасибо, спасибо, ваша светлость, – он чуть было не побежал вслед за каретой, пока я, рыкнув на него как следует, не остановил его. Он смущенно остановился и махнул офицеру, что уже и не смотрел на нас, задрапировав окно занавеской.

– Он такой добрый, а ваш воевода просто… просто самый!!! – он не находил слов, прыгая с одного места на другое. Теперь и я начал одеваться.

– Одевайся. Пошли в гостиницу. Сегодня еще там поспим. А завтра крышу будем класть. Вот и посмотрим на слово воеводы. Мы им как диковинка, Аштан! Ты не думай, что за так они тебе все дадут. Нет. Этот мир жесток. Тебя сомнут как кость и не подавятся. На кой ты им нужен? Ты им никто, и звать тебя никак. Не сословное у тебя имечко, как и у меня.

Что мне нравилось в этом пареньке – то, что он не спорил. А молча кивая, слушал мои наставления, пока мы шли до гостиницы, и там зашептал, показывая мне на угол дома. Там стоял у своей кареты Циате. Он целовал какую-то девушку, прижимая ее за осиную талию к себе. Девушка была из высших, судя по одеже. Я, стиснув челюсть, лишь кивнул ему.