Almerto - Рядовой

– Что ты можешь сказать в свое оправдание, рядовой Путиш? Ты занимался прелюбодейством с вашим замвовом. По законам гарнизона ты приговорен к трибуналу. Замвов Циате Воскоцких не дал решающего балла в твое оправдание. Значит, это желание мужеложства было от тебя. Приговор исполнят завтра с утра. Оправдательное слово не даем.

Огромная комиссия из десяти офицеров, насмешливо смотрит на меня с пошлыми улыбками. Сам Циате улыбается той улыбкой, что говорит, что, типа, ведь он не настаивал ни на чем. Виноват только сам я. Аштан неверяще смотрит на меня сквозь толпу соглядатаев и мотает головой неверяще, с глазами, наполненными слезами. Сердце бухает в ноги от каждого шага в темницу, и я чувствую, как меня сбоку куда-то тянут… хрипло пытаюсь что-то сказать, но чувствую, как сбоку замахиваются на меня, и с рыком ловлю руку, просыпаясь от ужасного сна. Рядом стоит полуголый Аштан и стонет от боли. Руку я схватил во сне, оказывается, его. Отпускаю его, и голова вновь падает на подушку. Сперма скоро в голову пойдет от мыслей о Циате.

– Дядя… прошу… ты стонал!!! Прости…

Киваю, облегченно вздыхая. Вот ведь, приснится же! Аштан вновь ушел на свою кровать, и я, вздохнув глубоко, спросил виновато:

– Что, громко кричал-то?

Он отозвался не скоро.

– Ты странно больно говорил… «Циате, не надо, Циате, нам худо будет».

Я, покраснев как рак, чуть не зарычал от бешенства. Все, надо к девкам или шлюхам-парням. Резко сажусь и цежу зло:

– Я сейчас приду. Ты это… не жди меня.

Он кивнул и, закрывшись одеялом, замер.

В этой таверне хороший плюс. Парни, что желают заработать своим телом, приходят сюда после часу ночи. Так и есть. Вот, двое ходят. Видимо, только пришли. Один из них был в маске. Я, окликнув его, показал золотой, и он, на миг остановившись, кивнул быстро и показал мне на рот. Поняв, кивнул. Значит, не будет говорить. Ну, тем лучше. Комнату купил быстро, до утра. И, нетерпеливо подталкивая парня впереди себя, сразу задул свечу на столе, давая парню раздеться. Не сразу получилось возбудиться. Ох, не сразу, перед глазами так и стоял ротный. Но парень неожиданно для меня встал на колени передо мной, сидящим на кровати, и, стянув с моей помощью с меня штаны, начал ласкать ртом мой член. Охнув от непривычной ласки, застыдился и неожиданно кончил так, что звезды из глаз чуть не выскочили. Хорошая шлюха! Он дал мне передохнуть, давая мне поласкать свое тело. На кровать, конечно, мы не влезли. Я огромный, и парень был почти на мне.

Я думал, он сбежит, как это делали многие, увидев мой член, и удивился, когда тот начал по чуть-чуть садиться на мой член верхом. Это было мукой для меня, я-то хотел грубо войти, дернуться несколько раз и кончить, деньги пихнуть на восстановление и сбежать. Ан, нет! Он сел лишь на половину и замер, не снимая своей маски. А ведь как же он ласкал-то меня ртом? Видимо, снимал все же. Закатываю глаза от удовольствия и нетерпеливо переворачиваю его, подминая под себя. Встав на колени, заламываю тело парня под себя и пытаюсь втиснуть свой член в него. Как есть – полчлена входит, а дальше никак. Но мне уже и этого достаточно. Вхожу в него по чуть-чуть и резко выхожу не до конца и вновь с удара не до конца вхожу. Он стонет сипло и тяжело дышит. Трогаю его член, и он, замирая, охает, чувствую, как его член в моих руках начал пульсировать, и удивленно присвистнул. Вот это шлюха!!! Всем шлюхам шлюха! Это ж сколько раз он кончит за сегодня. Хотя, может, и отпущу его сегодня от себя. Он вытягивается подо мной, нежно прижимаясь своей попой к моему паху. Усмехаюсь про себя. Погоди, для меня еще и ночь не настала.

В дверь стучат, и я вскакиваю стыдливо.

– Ваш ужин, – говорит мне буфетчик, и я торопливо забираю у него из рук поднос.

Дверь закрываю на все засовы и, повернувшись к мужчине, да, мужчине, зря я назвал его парнем. Это взрослый мужчина, но вот он встает с постели и, не снимая маски, показывает на стол. Ставлю понятливо поднос и говорю виновато:

– Перекуси хоть. Вас не кормят ведь обычно.

Он вдруг мотает головой и садится на кровать, глядя на меня. В свете луны лица его не видно. Тело лишь белеет. Сажусь на стул и смотрю на него. А тело у него красивое, и руки ухоженные. Видимо, давно на этом поприще. А немой – то язык, наверное, отрезали. С ними так делают давно уже. Хотя, запретили это, опять же давно.

Он, встав на колени, так и шагает ко мне и, вдруг приподняв маску над моим членом, начинает его посасывать, стону от накатившего желания и чуть прижимаю его голову к своему члену. Он задыхается, но не дергается даже. Расставляю ноги пошире и, задыхаясь, шепчу: