Всеволод Мартыненко - Пойнтер - Собачий глаз. Белое солнце Пойнтера. Пойнтер в гору не пойдет

Капрал насупился, поджал губы, но Инорожденной Дня показать недовольство в полный рост не решился. Или не захотел – неважно. Но на память себе заметку явно сделал. Альтийцы злопамятны, по какую бы сторону гор ни родились, и уж что-что, а считаться обидами умеют.

– Пожалуйте, хай-джентри, – теперь он подчеркнуто обращался к нам обоим, во множественном числе. – Чего в достатке, из того и заплатки…

Последнюю фразу высокородная ау Риер, на наше с ним счастье, уже не расслышала – рванула с места в карьер, не дожидаясь провожатого. То ли рогач отошел малость от страха, то ли, наоборот, едва не понес. Не все ли равно?

Волей-неволей пришлось плестись у нее в хвосте. И мне, и кадоргам, которые переставляли ноги с гулким лязгом. Второй из них, Раптор, похоже, все это время с трудом подавлял неуместные смешки. Возможно, так кажется из-за рожицы, намалеванной на его броне. Или это у него ходовой алхимический котел барахлит, давление потихоньку травит?

Ладно, проехали. От придури Леах париться – себе дороже выйдет. Хотя обустроиться на новом месте – затея небесполезная. Раз уж Судьба решила придержать нас тут для своих надобностей…

Место, избранное для нашего временного поселения, было хорошо тем, что с него открывалась панорама как самого лагеря, так и ближних его окрестностей – песчаных отмелей, трясин, языками заползавших за периметр, и, само собой, джунглей. Фронта работ, так сказать. Сейчас, впрочем, пустующего – день-то уже склонился к вечеру. Ладно, время заняться работой еще будет, а пока освоиться не мешало бы. Присмотреться.

Лагерь, заваленный мусором, хламом и обломками шасси всевозможных кадавров, производил впечатление бурной наполненности жизнью. Никто без дела не сидел, хотя рабочий день закончился, по обычаю, в четыре часа пополудни. Вот только жизнь эта выглядела как-то наособицу дико и непонятно.

Дело тут было даже не в размерах местных обитателей, хотя с лязгом проплывающие над головой массивные фигуры кадоргов, конечно, задавали тон происходящему. Скорее диким казался спектр избранных ими занятий. От вполне ясных и необходимых, вроде мелкого саморемонта и маготехобслуживания, до совершенно неуместных. По крайней мере, непредставимых в исполнении тридцатифутовых осадников.

Хорошо, если дело ограничивалось игрой в карты размером фута два на два. Или там в кости, вытесанные из валунов. На щелчок. От каждого броска по земле шел глухой гул, от расплаты проигравшего – лязг и звон, будто молотом по медному котлу. Как и от игры в кулачки, когда полдюжины кадоргов по очереди лупили в спину сверхтяжелому «Хох-750», а когда тот поворачивался, выставляли перед собой лапы с отогнутым противолежащим пальцем. При этом не у всех кисти были человекоподобными, и клешни в таком раскладе смотрелись особенно своеобразно.

В беспорядочный грохот и лязг исподволь вплелся более однообразный глухой шум, перемежающийся какими-то пронзительными звуками. Источник их согбенной громадой приближался от стены джунглей.

Поначалу, да еще сквозь гонимое массивным силуэтом облако пыли, вообще непонятно было, что это. Но, приглядевшись, все-таки удалось понять – тоже сверхтяжелый осадник, просто передвигающийся на четвереньках наподобие штурмового зооморфа. То и дело он приостанавливался и размеренно бил в почву раскрытой ладонью передней лапы. При этом кадорг монотонно и визгливо напевал что-то истертым фальцетом, никак не вяжущимся с громадой новообретенного тела.

Остановившись поблизости, всего в дюжине ярдов от меня, он вдруг уселся, задрал голову, как пес, воющий на все три луны разом, и более-менее связно выдал целую строфу. На сей раз мне удалось разобрать слова:

Песенка про сошедшую с ума невесту хисахского принца-мстителя здесь, в меканской болотной глуши, звучала немыслимо жутко. Особенно если принять во внимание тонкости исполнения. Слава Судьбе, хоть лица поющего я не видел.

Меж тем кадорг снова склонился к земле, похлопал по ней лапищей и прислушался. Понятное дело, никто не отозвался – глухой гул от удара, и все. Разочарование ищущего не знало пределов. Испустив длинный стон, он пополз дальше, то и дело останавливаясь, чтобы постучаться в землю, не принявшую его по смерти…

Этого зрелища мне хватило с избытком, но им дело не кончилось. Мимо проплыла какая-то темная масса поменьше, подгоняя себя ритмичным: «Буу… Буу… Бу‐у…» С несколько удаленного рассмотрения это оказалось саперное шасси ростом всего-то футов в тринадцать. Перед собой гигант неуклюжими пинками гнал трехфутовый шар, сплетенный из прута, словно детский мяч, и обтянутый цельной кабаньей шкурой – только лохмотья травяной набивки из прорех торчат.