Предчувствие Вяземского не обмануло – за дверью обнаружилась давешняя медноволосая девица из свиты принцессы. Старлей вспомнил, что Афина вроде говорила, что пришлёт её приносить извине…
Мысль разведчик додумать не смог. Потому как извинения амазонка изволила принести, отчего-то вырядившись в полупрозрачный шёлковый халат, не столько скрывающий, сколько подчёркивающий очертания фигуры. Довольно соблазнительные очертания, чего уж греха таить.
Взгляд девушка старательно прятала, а цвет лица был чем-то средним между мертвенно-бледным и пунцовым – черничный пирог просто, а не лицо.
Сергей начал подозревать, что за две тысячи лет в Новориме могло серьёзно измениться значение слова «извинения». Или что за оскорбления послов тут можно ответить более чем серьёзно…
– Чем… могу помочь? – тщательно выговаривая слова, спокойно поинтересовался Вяземский. И даже, кажется, хоть и с акцентом, но правильно.
– А-а-а… я… и… мнэээ…
Речь воительницы расшифровке не поддавалась и точнее всего описывалась словом «мямленье».
Неожиданно девушка на удивление быстро рванула мимо старлея, вбежала в комнату, достигла кровати, глубоко вздохнула и подрубленным деревом рухнула на неё. Воительница легла на спину, вытянула руки по швам, крепко зажмурилась, а её лицо приняло запредельно скорбный вид, будто она только что добровольно взошла на эшафот для казни.
Вяземскому стало смешно, хотя на самом деле ситуация к смеху не располагала.
Было ясно, что грозная принцесса слишком уж застращала свою амазонку, отчего та решилась на радикальные меры в деле улаживания межгосударственного конфликта.
Как альтернатива – это был местный вариант «медовой ловушки», в которую должен был попасть господин посол Федерации и, дабы эта история не была предана огласке, вынужден был пойти на сотрудничество с Империей… Маловероятно, но и такой возможности исключать нельзя.
В любом случае вставал вопрос – что конкретно теперь делать? Нет, в принципе Вяземский к падениям в его постель симпатичных девушек относился вполне положительно (да и эта бравая, хотя и не слишком тактичная амазонка страшилой отнюдь не была), и при других обстоятельствах…
А вдруг уже произошедшего и так достаточно для того, чтобы, например, Вяземскому пришлось жениться на этой девице? Вот это вообще фокус будет…
В тишине послышался хруст и аппетитное чавканье.
– Что ты стоишь? Ну, вот что ты стоишь? Не видишь, что ли – девушке неудобно и одиноко так лежать. Обнимай её, целуй, хватай за сиську и действуй!
Старлей медленно повернулся к окну и к источнику голоса – да не просто голоса, а говорящего на чистейшем русском языке женского голоса.
Двенадцатый апостол богини смерти Эмрис сидела на подоконнике в своём неизменном платье, с аппетитом грызла большое красное яблоко и широко улыбалась, весело смотря на Вяземского.
– Значит, наш язык ты всё-таки знаешь, – спокойно произнёс Сергей. – А говорила, что не понимаешь.
– Я ждала! – солидно изрекла чёрная жрица. – Языковое волшебство так просто не творится.
– Да ну? – усомнился разведчик. – Когда мы сегодня стояли внизу и говорили о степном боге, ты говорила на ломаном имперском. А ещё вчера, когда мы прикончили великана у северных ворот – спокойно говорила на русском.
– Зараза, – быстро произнесла жрица и с надеждой спросила: – А может, тебе просто показалось?
– Ни в коем случае.
– Эх, – досадливо щёлкнула пальцами Эрин. – Значит, всё-таки не удержалась…
– Так откуда ты знаешь наш язык?
– Я знаю любой язык – я же двенадцатый апостол богини Эмрис, – небрежно бросила жрица. – В этом моё величие.
– Что-то такое я уже слышал. А как насчёт правды?
– У девушек свои секреты, – апостол прикрыла левый глаз и приложила указательный палец к губам.
– А что ты делаешь в окне второго этажа – тоже секрет?
– Да нет, не секрет, – Эрин хихикнула. – Пришла посмотреть, как далеко зайдёт славная воительница Гонория Флавес в деле искупления своего проступка… Как оказалось – вполне далеко. Героиня!.. О.
Сергей почувствовал движение поблизости и обернулся как раз вовремя, чтобы встретиться взглядом с вскочившей с постели и подлетевшей к нему амазонкой. Та с багровым лицом выдала какую-то гневную тираду, едва не подпрыгивая от возмущения, а затем влепила старлею пощёчину и гордо удалилась прочь.
Вяземский меланхолично потёр полыхающую щёку – на ней чувствовались царапины.
Читать дальше