Сергей Джевага - Когда оживают Страхи

Плотный клуб дыма, как занавеска, медленно ушел куда-то наверх, потянулся к пролому в потолке зыбким толстым угрем. И я увидел сначала силуэты врагов, а затем и лица – грязные, перекошенные злобой, обожженные. Оба целились в меня из пистолетов, оба держали пальцы на курках.

Я рванул спусковой крючок, но услышал сухое щелканье и внутренне похолодел. С немым изумлением посмотрел на оружие – оказывается, подобрал тот, что выбросил ранее, разряженный.

Вот ведь пакость, а….

На губах врагов заиграли ухмылки, оба начали расходиться. Плавно, неторопливо. С пониманием того, что никуда я не денусь. И далеко за их спинами возникло новое движение. На груде мусора, у стен, на переходах и лестницах.

Сколько там осталось до конца перезарядки искромета?..

Пятьдесят девять… шестьдесят.

Внутренне сжавшись, я приготовился к короткой вспышке боли, к небытию, пустоте. Но выстрела не последовало. Откуда-то издалека прилетело эхо чужого испуга и боли. А затем пещера взорвалась звуком. Нет, не так – Звуком! Одиночной нотой, низкой и глубокой, как пение иерихонских труб, как кровожадный и беспощадный гул летящего копья Луга. Вибрирующей, пробирающей до костей, резонирующей в черепе и отдающейся болью в мышцах. И вместе с этим зловещим пением всколыхнулась Изнанка, задрожала и взвихрилась.

Пистолет в руках ближайшего врага развалился на куски с хрустом, как ветхий камень или пересохший хлебец из водорослей. А сам неприятель упал на колени и закричал, схватился руками за уши. Расширенные от ужаса глаза покраснели от полопавшихся капилляров, по шее и пальцам побежала кровь – барабанные перепонки приказали долго жить.

Те из нападающих, что ползали по полу, раненные и оглушенные, лишились чувств, безвольно рухнули на камни. Последний же из наемников пошатнулся и выпучил глаза от испуга и удивления. Но быстро сообразил, что происходит нечто неправильное и страшное, развернулся и кинулся прочь. Впрочем, пробежал недалеко. Ибо не успел отгреметь первый звук, как в темноте родилась вторая нота – высокая и резкая, как рвущийся канат, как скребущий по стеклу металл. Нагнала врага и хлестнула невидимой плетью. Парень споткнулся, покатился кубарем и врезался в кучу сора. Зашевелился, медленно встал на колени как пьяный и, харкнув кровью, завыл. В неверном свете пещеры стало видно, как он размазывает по лицу красное, как сплевывает вываливающиеся из десен зубы.

Беглец застонал громче, сделал попытку подняться на ноги. Но через секунду его порыв остудили. Из тени вышел мужчина в легком боевом скафе, мельком глянул на несчастного и коротким ударом толстой металлической дубинки отправил в нокаут. Схватил за шиворот и потащил к входу в храм.

Еще пятеро в таком же облачении спустились по лестнице у стены, трое пришли со стороны помойки. Последние волокли мелкого худосочного парня в длинном плаще и длинное тяжелое орудие на сошках, с массивной банкой магазина и изнаночной батареи, рогов конденсаторов, охлаждающим кожухом в переплетении проводов и едва тлеющих ламп.

Вспыхнули фонари, яркий желтый свет ослепил и заставил прищуриться, заслониться ладонью.

– Руки! – приказал ближайший боец, направив на меня толстое дуло громадного револьвера. – Брось пистолет и кортик!

В голове шумело, сердце трепыхалось, как рыбка в сетях. Меня мутило – от запаха крови и паленой плоти, от смертей других людей, которые, уходя за грань, окатывали меня волнами леденящего страха и беспомощности. И потому соображал я туго, не понимая, кто эти новые люди – враги или друзья.

– Ну же! – рявкнул неизвестный, щелкнул предохранителем.

– Лукас, поумерь пыл, – раздался мелодичный женский голос. – Это друг. А ты, Орм, будь добр, не нервируй людей, брось гадость.

Она вышла из тени у лестницы. Не светлый фантом, как тогда на приеме у Мак-Молоуни, а скорее призрак, дева битвы. Стройная, в подчеркивающем идеальную фигуру боевом скафе, строгая, но порывистая. Прекрасное бледное лицо подсвечено алыми бликами, что делало тонкие черты несколько инфернальными. Отсветы скользили и по голубоватым бронированным пластинам, ребрам жесткости и патрубкам системы жизнеобеспечения, по стальному обручу, что удерживал длинные черные волосы. Шлема я не увидел, а по чрезмерно широкому стальному воротнику заключил, что костюм из новейших, с механизмом автоматического складывания защиты головы.

В руках Талли Мак-Суини держала небольшую арфу, блещущую сталью, на ремне болтался пистолет и короткий нож. В глазах же плескалась Изнанка, а на губах играла блеклая улыбка.