Девин Мэдсон - Мы оседлаем бурю

– Баулы, – свирепо пролаял он, будто отдавал приказы арестантам.

Большая часть нашего багажа находилась на крыше, но у Ливии при себе была маленькая сумка, и она протянула ее дрожащими руками. Стражник выхватил ее, открыл и вывалил содержимое – какие-то сушеные фрукты, пудру, пачку писем и небольшой швейный набор – прямо на пыльный пол кареты. Потянувшись за письмами, он бросил сумку поверх этой кучи.

– Ой, нет, это просто…

Ливия съежилась под хмурым взглядом стража.

Он отдал письма кому-то невидимому за своей спиной и ткнул пальцем в меня.

– Ты. Вытяни руки.

Я повиновалась и растопырила пальцы, показывая, что на мне нет никакого клейма. Джонус сделал то же самое, и, окинув карету недобрым взглядом, страж захлопнул дверь. Ливия испустила дрожащий вздох в темноте.

По всей видимости, в письмах не содержался план свержения императора, поскольку через несколько минут карета пришла в движение, оставив мрачные взоры стражей позади. Несмотря на то что многие приграничные жители были смешанного, кисианско-чилтейского происхождения, императорская армия не могла небрежно относиться к набору рекрутов. Каждый солдат представлял империю, и, чтобы носить императорского дракона, в его жилах должна течь чистейшая кисианская кровь. Хотя, когда я впервые пересекала границу, с такой же гордостью носили щуку Отако.

В город кареты въехали без происшествий. Джонус дремал в углу, словно ничего не изменилось, но за окном все выглядело не так. Другие звуки, даже другие цвета. Гирлянды бумажных фонариков, протянутые над дорогой, выступающие над узкими улочками резные карнизы крыш, и повсюду флаги Ц’ая, будто предупреждение.

– Как красиво, – восторженно прошептала Ливия. – Эти резные завитушки на ставнях… Почему у нас в Женаве нет ничего подобного?

– Потому что так делают кисианцы.

– Что?

По движению я поняла, что она повернулась и смотрит на меня, но я лишь пожала плечами, не отворачиваясь от окна. Снаружи простые кисианцы заканчивали в угасающем свете дня свои дела, из чайных и домов гейш уже доносилась музыка. У каждой встречной гостиницы я ожидала, что карета остановится, но, хотя мы и замедляли ход из-за толпы на улицах, тем не менее продолжали ехать. Шелковые одеяния сменились шерстяными, камень – глиной и соломой. Затем осталась лишь тьма, мы оставили Тян позади.

– Думаю, мы не станем останавливаться, – сказала Ливия, устраиваясь на сиденье. – Может, он переночует у какого-нибудь лорда за городом.

Я оставила свой пессимизм при себе.

Мы неслись в столицу по Ивовой дороге, слабый лунный свет падал на бритые головы всадников, их кожаную одежду и парные изогнутые клинки на бедрах. Несомненно, Лео Виллиус вез бумаги, подписанные самим императором, но все же меня поразила та легкость, с которой границу пересекли вооруженные до зубов варвары. Вероятно, все было устроено заранее. Доминус Виллиус полагал, что безопаснее иметь дело с теми, кого можно купить, чем погибнуть от рук своих же людей.

К несчастью для доминуса Лео Виллиуса, никто ни разу не взглянул на горничную.

Остаток ночи я продремала, но проснулась совершенно не отдохнувшей. Ни одна лошадь не пала между оглоблями, значит, мы, надо полагать, останавливались и поменяли лошадей.

Облизнув пересохшие губы, я спросила:

– Где мы?

– На дороге в Кой, – отозвался Джонус.

– Кой? – я сморгнула остатки сна. – Но это же не столица.

– Да, но там император Кин вновь приносит присягу на служение своему народу. Он каждый год это делает.

– В самом деле? – спросила Ливия. – Я не знала, что он так самоотвержен.

– Он же император, – усмехнулась я. – И неважно, сколько слов слетит с его губ, он отнюдь не самоотвержен. Это просто красивое представление.

Мне никто не ответил, и я переключилась на разглядывание пейзажа. Плоские равнины южного Чилтея исчезли, сменившись на пологие холмы и далекие очертания крутых скалистых хребтов. Все плотнее к дороге подступали деревья, и, хотя между их стволами пробивались лучи рассвета, утро становилось темнее по мере того, как мы углублялись в лес. Что ж, граница пройдена, теперь мне нужна лишь возможность.

«Или можно отступиться, пусть все идет своим чередом».

Я скрестила на груди руки и приготовилась к спору.

Что-то сильно ударилось о стенку кареты, и непрочное дерево раскололось, обнажив наконечник стрелы. Ливия закричала. Визг снаружи прозвучал эхом ее испуга, в бок кареты вломилась лошадь, а за ней и всадник. Раздался хруст. И вопль. Левантийский воин пал среди бури криков и грохота копыт. Полдюжины трупов снаружи завели свою песнь искушения, а Ливия жалобно всхлипнула.