– Завтра, не позже полудня, эта особа приедет сюда за кем-то. Похоже, за каким-то ребенком. Вот я и говорю, что нам с вами нет смысла торчать тут всю ночь. Придем с рассветом, все равно у русов позже не поспишь. …И то неплохо, – Ангус вяло улыбнулся, – хоть какие-то перемены. Завтра не придется в который раз с пристани пялиться на восход солнца – спрячемся в кустах и будем любоваться кое-чем другим. Надеюсь, ее ноги того стоят…
Утро встретило их густым туманом. Берцо, не выносивший подниматься рано, был до крайности раздражен, однако Лонро привык к этому, да и собственные мысли занимали его больше. Сегодня они покидали свое становище раньше обычного, но, к счастью, не привлекли лишнего внимания. В это время поднимались многие: кто-то собирался идти по реке, кто-то сговорился накануне о большом и выгодном торге где-то далеко и желал доставить свой товар засветло, по воде. В гудящих с рассвета до ночи становищах мало кого интересовало, кто и в какое время начинал свои торговые дела.
За то время, пока Берцо и Лонро добирались до скуфа, а затем обходили его стороной, окружающий их лес уже почти избавился от тумана и ночной прохлады. Ромеи остановились у дороги и, подставляя взмокшие спины солнцу, повели неторопливую беседу. Выглядело это так, будто они кого-то ждали. Подобное не вызывало подозрений у расен. В скуф чужакам ходу не было, поэтому многие из торгового люда частенько дожидались тех, с кем накануне сговорились о торге, вблизи селения.
Место для наблюдения оказалось удачным. Двор старика Радимира был как на ладони.
Одно плохо: если гостья заставит себя ждать, то к чужакам могут отправить кого-нибудь из штурмвоев внутренней дружины – на расспрос. Но и на этот случай Берцо уже придумал несколько правдоподобных отговорок, благо язык расен был ему знаком.
Вдруг Лонро насторожился. Со стороны леса все явственнее слышался топот копыт.
– Джеронимо, – прошипел сквозь зубы Ангус, – что вы замерли, как степной суслик?
– Лошадь!
– И что с того? Я тоже это слышу.
– Думаете – четник?
– Кто бы это ни был, – прошипел торговец, – вы должны стоять так же, как и раньше. Мы, слава Юпитеру, ничего плохого не сделали, так что бояться нам нечего.
Берцо развернул Джеронимо спиной к дороге и как ни в чем ни бывало продолжил разговор. Молодой человек, заражаясь уверенностью спутника, собрался что-то ответить. И вдруг Ангус замолчал. Лонро вздрогнул и оглянулся…
Она пронеслась мимо них словно молния! Ошарашенный Джеронимо проводил ее взглядом, широко открыв рот, как худой базарный мальчишка, следящий за увесистым кошельком дворцового повара. Берцо, позабыв о конспирации, не сводил глаз с высокой всадницы, которая уже спрыгнула с коня и, подойдя к калитке Радимира, трижды подняла и опустила тяжелое металлическое кольцо.
Дверь избы тут же распахнулась, и седой старик с радостью поспешил навстречу долгожданной гостье. Но та вдруг обернулась и бросила цепкий взгляд на ромеев.
Лонро не успел отвести взгляд, да и не мог.
– Боже! – вскричал он. – Какая же она…
Не было сомнения, красавица прекрасно понимала, какое впечатление произвела на чужаков. Ей было не больше тридцати лет, и она была прекрасна. Молодой Лонро молил бога, чтобы тот дал ему возможность еще хоть немного созерцать это чудо, и бог услышал его молитвы.
– О! – вскрикнул кто-то недалеко от них. Этот был тот самый кривой дед, что вчера разговаривал с Радимиром. – Йогиня-матушка! – с волнением взывая к ней, он так спешил, что казалось – вот-вот бросит свою кривую темную палку и припустит к этой волшебной женщине бегом.
Йогиня торопливо зашагала навстречу хромому и обняла его, словно родного отца. Это происходило шагах в двадцати от ромеев: о, воинство Юпитера, как же она была хороша!
Высокая, светловолосая, изящная. Такие красавицы легко берут в плен сердца героев, царей и богов, заставляя их бросать все и безропотно подчиняться волшебным чарам.
Джеронимо казалось, что он чувствует исходящее от нее тепло! Его манили эти гибкие руки, тонкие пальцы. Лонро просто сгорал от желания прижать их к своему лицу и целовать, целовать… Ее тугие светлые косы, спадающие из-под странного головного убора на высокую грудь, блестели в лучах утреннего солнца, словно новые выбеленные канаты царских кораблей. Они искушали молодого ромея, будя желание прикоснуться к ним, обладать их хозяйкой, быть причастным к ней…
«Никчемный старикан, – ругался про себя Джеронимо, – куда он ее уводит?»
Читать дальше