Евгений Савочкин - Игра Хайка

– Да как же здорово! – промелькнуло в голове – Кто бы мог подумать. Постоянная суета, ежедневный бег, годы и даже десятилетия жизни не стоят этих минут.

Он открыл глаза, наблюдая, как Угур отчаянно сражался на импровизированных мечах-палках с младшим сыном хозяина. Звали его Стэг, и, судя по тому, как мальчик одерживал победу, тот ему явно подыгрывал. Старик залюбовался молодым человеком; на вид ему было лет семнадцать, но на самом деле он был значительно моложе, простая крестьянская одежда не могла скрыть крепкого телосложения, но при всём при этом, двигался он на удивление очень легко. Высокий рост, широкие плечи, узкая талия, крепкие, словно сбитые мускулы, да к тому же почти детское лицо, увенчанное копной длинных, чуть вьющихся с золотым отливом светлых волос, всё это, скорее всего, очень нравилось девушкам, вероятнее всего, не одна бессонная ночь была проведена в мечтах о нём.

Неслышно подошёл хозяин дома, присел поблизости, громко вздохнул.

– А они, похоже, подружились, – произнёс он.

– Тебя что-то тревожит? Что случилось? – спросил старик, повернув голову.

– Да нет, – мужчина задумался, а затем, словно решившись, закивал головой. – Хотя от тебя, Старик, ничего не скроешь, есть причина.

Во дворе, возле сложенных под навесом дров, Угур в очередной раз поразил Стэга своим «мечом», тот, схватившись за поражённое место, демонстративно завалился на землю. Старик перестал улыбаться, молча давая собраться собеседнику собраться с мыслями.

– Вот что меня тревожит, – он махнул головой в сторону сына. – Я больше всего за него боюсь.

Старик понимающе кивнул, хотя было не ясно, действительно он всё понимал, или кивал для поддержания разговора. Хозяин понял это по-своему и продолжал:

– У меня пять сыновей и ни за одного так не болит душа, как за младшего, и не потому, что люблю сильней, просто не прибитый он к жизни. А началось с самого мальства, купались в реке, так он меч нашёл, старый, ржавый такой, видно с последней войны столетней давности. И упёрлось ему в голову, что должен стать воином. И с тех самых пор пошло-покатилось, он то бросает всё что угодно: ножи, топор, вилы, ручку у колуна отбил, то окрестных ровесников побьёт, то за старших заступится, позже мужиков поколачивать стал, я то его заступом уму-разуму учу, да только… – мужчина с горечью в голосе продолжил. – Меч восстановил, от ржавчины очистил, полгода в кузню ходил всё скрытно. А я-то думал… Сказать лодырь, так нет, работает хорошо, любое дело спорится, ножны приладил, одно загляденье. Надеялись, перерастёт, поумнеет. Не вышло. А тут случай произошёл, постучался к нам как-то солдат отставной на ночлег. Впустили. Израненный весь, за постой заплатил хорошо. Служил он на севере в горных частях. Разговорились. Человек хороший, а идти ему некуда, какое-то горе – не сказал. Поговорил с женой, решили оставить у себя. В тягость он не был, хоть одна рука почти не работала и в поле на равных, и по двору, и плотник хороший. Сына воинским наукам обучать стал. Я уж не лез. Сначала в шутку, затем, смотрю, в правду бьются. Думаю, если охоту отбить не получится, то пусть хоть в чём-то толк будет.

Хозяин замолчал, было видно, разговор ему давался тяжело. Стэга позвали старшие братья, с ним убежал и Угур, а старик всё слушал, глядя вдаль. Рассказчик поёрзал на полене, затем продолжал.

– Солдат умер, видно ратная служба даром не прошла. А сына словно подменили: то на гулянии кого из чужих покалечит, то своих заденет. А по осени охранников владельца земли поучил, они за данью пришли, да перебрали властью чуток. Приехали тут, подати завышать стали, так мой правдолюб, спасите его боги, – мужчина опять замолчал, поёжился, а затем, махнув рукой, продолжил, – одного, самого ретивого чуть, прижал, а когда его приструнить решили, двоим руки сломал, а одному челюсть выбил. Всё бы ничего, договорились уже, с данью согласились, приезжал владелец, в охрану к себе звал. Но мой олух и тут всё испортил, сказал, что ему в одном строю с ворами не стоять. Приходил брат жены старшего, а он как раз в охране, сказал, что пришибут его, по-тихому, в открытую не полезут, а так…

Мужчина замолчал, словно выдохся, сразу как-то ссутулился и сник, а затем добавил:

– И супруга ночами, нет, нет, да и заревёт.

Тут выглянула младшая невестка и позвала всех обедать. Старик, не спеша поднялся, зашагал к дому, но на половине дороги остановился, повернулся, постоял, размышляя, а затем произнёс:

– Подумаем.

До самого вечера он почти не говорил, на вопросы Угура отвечал односложно. А после ужина отозвал хозяина в сторону и тихо, чтоб никто не слышал, сказал: