Ариадна Борисова - Перекрестье земных путей

Беспроглядная наступила бы мгла, если б не Северная Чаша. Восемь лучей путеводной звезды осияли притихшее поле боя. Скользнули по ледяным завалам, потухшим светилам, остановились на побежденных шаманах… Их фигурки уменьшались и таяли.

Звезда быстро отвела лучи, но те, кто видел, застонали. Послышались горестные рыдания старшины луорабе. Во сне он оплакивал Рыру, любимую жену. С шеи Мертвого шамана Хойла, пожалуй, самого живого среди людей в небе, свалился череп. Печальной глазастой болванкой прокатился череп по пешему ярусу, провалился в одну из дыр и, увлекая за собой обломки льда, ухнул вниз.

«Все кончено, – обреченно подумал Сандал. – Громыхало камлание, как прибой на Ламе, да обернулось пустой пеной». Сон сном, но душа болела и страдала ничуть не меньше, чем наяву.

А битва не завершилась! Созвездия догнали Юргэла, и скрестились другие мечи… Светила начали биться друг с другом! Девять небесных ярусов заходили зыбью, как черно-пятнистое бесовское молоко в туесе. Искры посыпались снизу доверху!

С каждым ударом звездный демон отступал, разбрасывая догорающие угли. Сияние его из белого стало голубым, затем сиреневым и, наконец, багровым. Звуки отдалились – эхо, видно, остыло. Слишком уж было холодно.

Из того, что Юргэл прокричал, валясь на свое прежнее место, Сандал расслышал только «…три щелчка».

Успокоилось небо. Прежде чем звезды снова мирно осветили свои владения, Северная Чаша чуть помаячила над недвижными шаманами. Нагнулась и плеснула на них что-то белое, воздушное… Или померещилось?

Не подвела восьмилучистая! Чародеи задвигались, помогли встать друг другу. Указывая путь домой, гагары полетели перед отрядом. Две маленькие луны тонготских бубнов рассекали темень. Обессиленного Рыру вез чей-то вол. Вместо черепа Мертвого шамана из ворота его нарядной дохи свешивалась голова утомленного внука. Позади всех на ничуть не уставшем серебристом олене скакал Нивани. Медный идол на груди ньгамендри весело склабился. Уши-ладошки удлинились и, хлопая на ветру, на ходу закапывали лопатками оставленные в небе следы. Двухлезвийные батасы пробили проруби в сквозистом небесном грунте, усеянном осколками льда. Шаманы поторопились нырнуть вслед за гагарами в родной воздух Орто.

В очагах восьмигранной юрты выбились из-под золы язычки золотистого пламени. Дом радостно ворохнулся, по стенам закачались бусины отсветов и бликов. Тут и там валялись переломанные загородки коридоров и белые валуны. Привязь на некоторых порвалась.

Шаманы, вытянувшись во весь рост, лежали у очагов, будто белые куропатки… Шаманы мчались в воздухе! По мере приближения они делались все прозрачнее, а их бренные оболочки на земле обретали плоть и цвет.

Из глубины дымохода донеслись порывистые, смачные звуки. Жерло вздыбилось и расступилось, хлопотливо подставляя гортань. Потускневшие олени и кони рассеялись в дыме. Воздушные души волшебников всмотрелись из-под ладоней в свои тела. Примерились точнее, чтобы, не дайте боги, не промахнуться в зыбком туманце вихрей, в горящий очаг не пасть…

Сандал очнулся. Заиндевелый ворот дохи неприятно льнул к подбородку. Жрец страшно замерз. Закутанные в дохи люди просыпались вокруг, стуча зубами от холода. Колдуны, сидящие лицами к рядам, устало зевали, будто им-то вовсе не довелось вздремнуть. Наверное, всю ночь завораживали, опутывали народ чарами сна.

В юрте стояли, пошатываясь, едва живые шаманы. Протягивали руки огню. Лица вернувшихся с неба были мертвенно белы, волосы взялись куржаком, с одежды падали иней и снег. Бубны, облепленные блестящей ледяной коркой, лежали на шкурах, как круглые отражатели.

Ночь грез дрогнула и отдалилась. В подрумяненном на востоке небе насилу высветилось бледное, подурневшее лицо демоницы Чолбоны. Было тихо. Духи, видно, ушли отдыхать.

Внук Мертвого шамана успел приладить голову деда на место и уже шнуровал кожаный мешок для хранения бубна. Каменные глазки Хойла потемнели, запали в набрякших глазницах.

Кто-то по-детски всхлипнул. Послышался шепот говорящего духа Рыры. Не зная языка луорабе, Сандал почему-то прекрасно все понял:

– Все не можешь отойти от страха? Ничего, скоро придет солнце, и ты поспишь.

– Я и во сне буду бояться, – пискнула трусливая тень. – Я же сплю одна, а ты где-то ходишь…

Голос шаманского духа ласково утешал:

– Когда мне страшно спать одному, я думаю, что ладонь моя полна медвежьей шерсти. Я прячусь в ней. Кто увидит, где я сплю? А если и заметят, то устрашатся медвежьего рычания. Ты же не забыла, как жутко рычат белые старики, живущие возле нашего Мерзлого моря?