Александр Ясинский - Эсхатология

– Пошли все вон! – оборотившись, каркнула Мара на следовавших в нескольких шагах слуг и охранников.

И осеклась, когда Сандр смерил ее долгим пристальным взглядом.

– Все свободны, а ты, Констант, останься.

– Как скажешь, Сандр, – ответствовал тот, подходя.

Констант сменил дорожные одежды на домашнюю меховую тужурку, распашной халат и кальсоны с начесом, церемониальный резной посох заменял привычную изогнутую палку.

– Доброго здоровьица, Мара, годы все так же бессильны над твоей красотой, – приветствовал он ключницу. Пряча смех, Сандр притворно закашлял в кулак, что, однако не укрылось от выцветших голубых глаз.

– И тебе доброго, мастер Констант, долгое путешествие ничуть не отразилось на твоем растущем брюхе, – зло процедила она.

Констант наигранно похлопал по объемистому животу:

– Нисколько, матушка, а все потому, что желчь способствует утончению организма, благожелательность же, наоборот, как бы распирает человека изнутри.

– Прошу за мной, если только благожелательность мастера Константа позволит тому протиснуться в коридоры погреба, – съязвила Мара и повела их за собой.

– Знаешь, Мара, – спустя какое-то время не выдержал Сандр, которому быстро наскучило постоянно стукаясь макушкой о низкие притолоки пробираться по заставленным припасами кладовым. – Честно говоря, я не такой уж и большой знаток заплесневелых окороков или методов засолки рыбы.

Будь на месте ключницы кто угодно другой, Констант не замедлили бы разразиться нудными поучениями о том, что правителю надлежит быть рачительным хозяином, разносторонним в интересах и, особенно, образованности. Но поскольку престарелый ученный и ключница издавна недолюбливали друг дружку, то он лишь одобряюще хмыкнул.

Мара проворно обернулась, полная решимости отпустить ответную шпильку, но передумала, лишь промолвила вдруг усталым глухим голосом:

– Потерпите, еще немного и вы все сами увидите.

И согнувшись, пошла по туннелю, освещая дорогу трехрогим канделябром.

Сандр бросил взгляд на Константа, но тот лишь пожал плечами, они как раз проходили мимо составленных в два ряда бочонков с пивом, и страждущий взор, равно как постоянно двигающиеся в поисках подходящей посудины руки, красноречиво свидетельствовали о том, что учитель в настоящий момент далек от всего земного.

Наконец дорогу им преградила внушительная железная дверь, с прорезанным на уровне пола небольшим прямоугольным оконцем. Сандр удивленно поднял бровь.

– Это чтобы передавать обеда, не тревожа лишний раз мастеров, – пояснила Мара, громко гремя в замке ключами.

– Чем же они там занимаются? – не удержался Сандр, прямо таки сгорая от любопытства.

– Как я уже говорила делом, требующим твоего князь, безотлагательного внимания.

Вслед за Марой они оказались в просторном овальном зале, с высоким потолком, освещенном голубоватым пламенем бьющем из газовых горелок. Ниже них вдоль стен располагались спальные места, неряшливый обеденный стол, распакованные тюки с личными вещами и какими-то инструментами, из глубины доносился звук непрерывно льющейся воды. В центре находилась конструкция, заключенная в леса, от которой к ретортам и бакам тянулись многочисленные трубочки и шланги, дымились в курильницах сушеные травы, смешивались порошки, разложенные хирургические инструменты холодно блестели, застыв наготове, булькала в змеевиках разноцветная жидкость, хлопало, шипело и потрескивало, запах стоял невообразимый, от всего этого голова буквально шла кругом. И среди всего царившего в помещении упорядоченного беспорядка совершенно терялись его творцы и подлинные хозяева – эскулапы. Сандр насчитал четырех или пятерых, без устали сновавших, что-то подправлявших, снимавших показания, спонтанно собиравшихся в кучку, чтобы обменяться отрывистыми репликами и тут же распасться, служителей полулегального культа Эскулапа.

Лавируя меж предметных столиков, задевая протестующее дребезжавшее оборудование, они начали неблизкий путь в центр зала, изнывая от любопытства. Наконец, провожатая остановилась.

– Вот. Пришли.

Сандр нетерпеливо выглянул из-за ее плеча.

– Что за…! – только и смог ахнуть он.

И действительно зрелище того стоило.

Оплетенное удерживавшими его в вертикальном положении жгутами, все утыканное вонзавшимися в истерзанное тело иглами и трубочками в двойной раме висело странное существо. Вид его был дик и страшен. Разум отказывался охватить всю картину целиком, представлявшуюся мозаикой из изуродованных, то вполне нормальных, а то и вовсе не лишенных привлекательности человеческих фрагментов, скрепленных зажившими рубцами и расходящимися швами. Но все же, то, что предстало перед ними, без сомнения являлось обнаженной женщиной средних лет, если применять такое название к истерзанному куску мяса. И она или оно жило! Существо подняло истерзанный взгляд на юношу, из глаз его текли ручейки слез, и в этих, тем не менее, сияющих пронзительной голубизной прекрасных зрачках юный князь прочел всю боль и несправедливость мира. Дрожа, женщина с видимым трудом разлепила полные чувственные губы, но ни один звук не вырвался наружу, лишь натужное свистящее дыхание. Роскошная черная прядь над левым виском медленно отошла, обнажая кровоточащую плоть и с непередаваемым отвратительным мокрым шлепком упала на пол.