Ева Гладыш - Страж. Восхождение

Зайдя в избу, владелица нежданно обретенной собственности на лесной опушке, еще раз все внимательно осмотрела. Надела валенки, от которых запах стоял на всю избу, за печью нашла старый тулуп, от которого тоже не розами пахло. И пошла в противоположную сторону от дороги, по которой уехали Агнеша и Велимудр.

Тропинка уводила в лес, который становился все глуше и неприветливее. Дорожку стремительно заносило снегом – только была видна и вот уже нет. «Как будто лиса хвостом следы заметает», – с тоской подумала ведьма. Скоро дорогу перегородили бурелом и сугробы. По нетоптаной дороге со своей железной ногой она была не ходок. Пришлось возвращаться. Выйдя из леса и плюнув на все предосторожности, старуха направилась по той дороге, по которой уехали двое ее новых знакомых. Ветер становился все сильнее, сбивал с ног, но она твердо решила покинуть это место. Хромала, как одержимая, по ее расчетам, она шла уже больше часа. Выбилась из сил, с трудом передвигала ноги, но уговаривала себя пройти еще чуть-чуть: «Скоро будут дома, люди. Нормальные люди! Которые помогут и с которыми я посмеюсь над тем, что со мной сегодня было! Избушка на курьих ножках, ступа… Двое сумасшедших…Надо просто идти и никуда не сворачивать!» Она шла и шла. И обомлела, увидев перед собой высокий забор, который украшали лошадиные черепа. Она ходила по кругу.

Ей овладело чувство беспомощности и безысходности. В полном бессилии подошла к воротам, прислонилась к ним головой и разрыдалась. В голос. Наревелась так, что сил ни на что не осталось. Ветер колотил ее по спине, по рукам, пальцы замерзли, ресницы слиплись от слез вперемешку со снегом, на бровях стремительно нарастали сосульки. Устало распахнув дверь, она снова вошла во двор, закрыла за собой ворота, кое-как добралась до крыльца и села на ступеньки. «Ничего, сейчас отдохну, поем. Просушу одежду. И с новыми силами снова двинусь в путь. Посмотрим, чья возьмет!», – успокаивала она себя. Привалившись головой к бревенчатой стене, закрыла глаза. И провалилась в забытье.

«Не надо сыпать столько соли, мой сын не любит соленое, запомни это! – в голосе еще не старой, богато одетой женщины был мед, но в глазах неприкрыто сквозила холодная ненависть. В ответ сноха лишь улыбнулась, послушно отодвинув солонку. А чуть позже, сидя за столом, закипала от злости, увидев, как мужчина, который был ей очень дорог, попробовав приготовленное ею блюдо, поморщился и потянулся за солью. Его мать, елейно улыбаясь, примирительно говорила: «Твоя жена – неопытная хозяйка, но я ее научу, не сомневайся, сынок». Тот кивал матери, не глядя на молодую супругу. От захлестнувшей ее жгучей горькой обиды, старуха очнулась и увидела заснеженный двор, мешки, вспомнила о предстоящей ночи. Что за люди были в ее сне, она не знала. Поэтому занялась делом насущным – перетаскиванием мешков в избу. Одновременно сначала шепотом, а потом и в голос с удовольствием материла Велимудра, который поленился занести подарки в дом, Агнешу с ее дурацкими обещаниями с ней разобраться, а заодно свою железную ногу и того шутника, который сотворил с ней все это. Ругательства слетали с губ легко, как родные. С каждой новой ступенькой они складывались в выражения одно витиеватее другого, и ведьма со злорадством подумала о том, что Агнеше и Велимудру сейчас икается от души.

Первым делом хозяйка занялась вопросом тепла в доме – надо было согреться и поесть прежде, чем отправиться в путь. Открыла заслонку, положила туда дров. Запалила огонь и протянула к едва занявшемуся костерку окоченевшие руки. Тепло приятно растеклось от кончиков пальцев по всему телу, и старуха улыбнулась: «Жизнь налаживается». Достав из мешка краюху хлеба, она села за стол, предварительно рукой смахнув с него пыль. Так и сидела в тулупе, в валенках, жадно откусывая здоровые куски хлеба и проглатывая их, не жуя. Затопленная печь гудела так, что казалось, она взлетит. А вместе с ней и она со своей избушкой. Пламя бушевало и стучало в заслонку печи, как будто живое. Против воли старуха стала прислушиваться к этому стуку, в нем явно прослеживался ритм. Звуки из печи все больше и больше походили на барабанную дробь, которая становилась быстрее, разнообразнее, захватывала и зачаровывала. Завороженная, она открыла заслонку. Пламя радостно вырвалось из плена и окружило ее так быстро, что она даже испугаться не успела.

Пришла в себя уже лежа на полу. Сразу услышала голос, который ее звал, и было в этом голосе что-то родное, близкое. Она знала этот голос, поэтому устремилась ему навстречу – вон из избы, за ворота. В лесу она видела горящие глаза, жадно следившие за ней. Чувствовала, как к ней тянутся чьи-то руки, но едва успев ее коснуться, с испугом их отдергивают. Чем дальше себя не помнящая погружалась в глубь леса, тем ей становилось спокойнее и легче. Сама не заметила, как перестала бежать и теперь спокойно шла, наслаждаясь каждым мгновением. Лес признал ее, и она почувствовала себя его неотъемлемой частью. Она понимала этот лес сердцем, как понимают очень близкого родственника, с которым вместе выросли и с которым делились самыми заветными секретами. Лес раскрывал перед ней свои тайны, зная, что она трепетно сохранит каждую из них. Старуха закрыла глаза, почувствовав душу леса, осторожно прикоснулась к ней и поняла, что наконец-то встретилась с тем, кто знал ее и был ей дорог. Лес обнимал ее хвойными лапами, вытирал слезы и нежно целовал в макушку. Он был счастлив, что они снова вместе.