Ник Перумов - Душа Бога. Том 2

– Прости меня, – нагнулась она к распростёртому Хрофту. – Я ненадолго тебя переживу. Но зато я побуду с Нарви. Хоть немного, но побуду.

Она выпрямилась, широко раскинула руки, словно пытаясь обнять всё вокруг:

– Я исполнила твою волю, великий! Исполни и ты своё обещание!..

Отец Дружин умирал и никак не мог умереть. Огонь немилосердно терзал его развороченные внутренности, однако древний Ас всё равно успел увидеть бегущего навстречу Хель юношу, узнал в нём того самого Нарви, единокровного брата Хель, взятого ей в мужья.

И закрыл глаза.

Сила покидала его, страшная, великая сила Древнего, рвалась на свободу. То ли творить новые миры, то ли сжигать старые – он отдавал всё, всю кровь, до последней капли.

Ему уже случалось хаживать по самому краю пропасти небытия. Он висел, пронзённый собственным копьём, на ветвях священного ясеня; он погружался в источник магии, забивший в Асгарде Возрождённом; но сейчас его час и впрямь настал.

Прощайте, асы. Прощай, Рандгрид, дочь моя. Прощай…

Волк и Óдин замерли, застыли. Всё вокруг них – овраг, бревно, в него провалившееся, лес – стало таять, распадаться серой бесцветной и бесформенной мглой.

Последними исчезли кости Хель.

А тела Старого Хрофта и волка Фенрира так и оставались висящими в пустоте, и, случись тут способный по-настоящему видеть маг, он разглядел бы медленно поднимающийся ввысь вихрь, светлый, едва заметный на сером фоне; он уходил высоко, очень высоко, властно раздвигал плотные занавесы, исчезая там, где медленно кружили, плавно вздымая и опуская крылья, Белый Орёл с Золотым Драконом.

Серебряные Латы наступали мерно, неколебимо – столь же совершенная боевая машина, как и хирд гномов. Ну, почти столь же.

Эльфы пытались отступать. Стреляли, отбегали, тянули тетиву, целились, отпускали; но первый и лучший легион Империи этим не удивить. Тем более, если перед строем, несмотря ни на что, шагает сам Император в знаменитых от моря и до моря доспехах с вычеканенным на груди царственным змеем, коронованным василиском.

Левая рука, охваченная той самой латной перчаткой из кости неведомого зверя, онемела почти до плеча, однако эльфийские стрелы так и не пробили удерживаемой Императором незримой преграды, прикрывшей легионный строй.

На первый взгляд казалось – легконогие стрелки могут отступать и отступать, и под жалящей тучей тяжёлая пехота рано или поздно остановится, сломается, повернёт или, того лучше, рассыплется.

Серебряные Латы не останавливались, не поворачивали и уж тем более не рассыпались. Шагали и шагали мерным своим шагом, каким умели покрывать лигу за лигой, в полном вооружении, пока их «лёгкие» противники не выдыхались в своём беге. Или пока у них не кончались стрелы с дротиками. Или пока им в бок или в спину не ударял резервный легион.

Но здесь не было резервных легионов, и отступлению эльфов ничто помешать не могло. Император, правда, надеялся, что колчаны у тех опустеют. Призванные на битву Орлом и Драконом не испытывали ни голода, ни жажды, но кто знает, распространяется ли это и на неисчерпаемость боевого припаса?

А потом кто-то осторожно так постучал в двери его сознания.

Глянули в упор миндалевидные глаза на заострённом, хищном, но и прекрасном лице.

Шевельнулись тонкие губы, дрогнул меж ними розовый язычок.

«Умри», – отчётливо разобрал Император.

Смерть обычно является с холодом. Холодна раскрытая могила. Холоден остывший труп. Жизнь – это тепло; не-жизнь – лёд. Однако эльфийская колдунья слала не хлад, но жар.

Жар висящего в зените солнца, что убивает всё живое в песчаных пустынях.

Полыхание погребального костра, очищающего кости от плоти.

Кровь вскипает и испаряется. Жилы лопаются, глаза вздуваются и вытекают парой чудовищных и последних слёз. Жизнь разлетается, подобно золе, раздуваемой ветром. Жизненная сила вспыхивает и сгорает, не оставляя даже пепла.

«Улетай! – скомандовала эльфийка. – Улетай, гори, сгорай, ты свободна!..»

«Я тебе покажу “свободна”», – строго подумал Император.

От костяной перчатки рванулся спасительный холод. Жгучий мороз, словно в зимнюю полночь, растёкся по жилам, сковывая разбушевавшуюся кровь.

Владыке Мельина почудилось, что на пальцах с треском лопается вдруг наросший там ледок – нет, показалось, показалось…

Холодная стена его собственной воли теснила пришелицу, и вся её огненная сила не способна была растопить ледяную броню Императора.