Д.Дж. Штольц - Демонология Сангомара. Преемственность

2105 год по общему летоисчислению.

Всякая необычная история обязана начинаться прежде всего с необычной встречи. Причем так начинаются как светлые истории, так и страшные, ужасающие своими последствиями. Но если нет никакого желания ввязываться в водоворот событий, то может стоит запрятаться в глухие земли, затаиться и сделать вид, что нет тебя для этого мира, как и мира для тебя тоже – нет?

Впрочем, так и поступали столетиями обитатели маленького графства Офурт. Это был край тысяч рек и тысяч гор, укрытых от всех сосновыми лесами, зияющий оскалившимися черными пропастями, обеленный на вершинах снегом.

Здесь не имелось по-настоящему больших городов. Люди жили в разбросанных крохотных деревушках, существуя посредством охоты, собирательства, рыболовства и обмена одного скудного добра на другое в поселениях побольше, лежащих вдоль единственного тракта – Офуртского. Веками у них были одни и те же уклады. Не знали они ни про власть бессмертных, ни про искру магии на юге, ни про разрушительные мировые войны, ни про то, каким вообще стал этот мир после слияния с миром Хорр. Но было и то, о чем они точно ведали – их леса до сих пор наводняли невообразимые страшные демоны.

И вот мальчик, лет восьми, рожденный в этом забытом крае – Офурте, – пробирался сквозь густые заросли рогоза, устилавшего пологие берега Сонного Озера. Жители окружающих деревень поговаривали, что здесь обитали чудовища. Да не просто поговаривали – давеча пропал молодой дровосек, ходивший сюда на рыбалку.

Но если селян истории демонах пугали, то Уилла, наоборот, влекли.

Соломенная шляпа покрывала его черные, как смоль, волосы. Стоял жаркий полдень, обычный для середины лета. Солнце пекло так, что мальчик то снимал широкополый головной убор, дабы обмахнуться им, то возвращал его на нагретую макушку. На ногах у него были надеты сандалии, коричневые штаны сшиты из простой, но прочной ткани, а бежевая легкая рубаха из льна уже испачкалась в траве.

Сегодня утром матушка попросила Малика, своего старшего сына, помочь по огороду. Поэтому Уиллу было поручено отправиться на рыбалку в одиночестве.

– Уильям, сынок, ты уже взрослый, – наказывала матушка Нанетта и грозила пальцем. – А потому сходишь на Белую Нивь без брата. Принеси рыбы на шесть ртов – нам на ужин да соседям немного. Уди только на нашей реке и чтоб ни шагу дальше! Понял?

Тогда Уилл чуть не завопил от детского восторга, едва не выдав своих намерений, и, конечно же, ослушался мать. Он давно уже миновал реку, текущую возле их деревни, затем старый сосняк. И теперь он брёл дальше по берегу Сонного озера. За плечами его покоился плетеный короб, набитый уловом – ленками и гольричкой, а на плече подрагивала небольшая удочка, вырезанная из прочного и гибкого прута ивы, часто росшей по берегам горных озер.

Выбравшись из зарослей на полянку, он нырнул под тень одинокой ивы. По берегам озера росло много ивняка, но это дерево отчего-то стояло в гордом одиночестве. Лишь пожухлая трава да выжженный солнцем рогоз составляли ему компанию. Укрыв короб с уловом в тени, Уилл освободил от листьев и травы землю, сложил сухие веточки, достал огниво из мешочка на поясе и шустро развел огонь. Пока костерок разгорался, он очистил от чешуи и выпотрошил рыбу с помощью небольшого ножа, который всегда носил с собой.

Вскоре в воздухе витал аромат жареной гольрички. После трапезы Уилл прислонился спиной к стволу ивы и принялся беззаботно разглядывать тихую гладь озера, о котором слагали совсем нехорошие легенды. Но вот ничего такого страшного он так и не заметил…

Неожиданно послышалось ржание, совсем рядом.

Уилл подскочил как ужаленный и завертел головой, не веря своим ушам. Послышалось? Нет, ржание повторилось вновь, шагах в ста. Тогда он кинулся на звук, раздвинул высокую траву, потом пробрался через рогоз и вышел на другую поляну, еще меньше предыдущей. Там стояла, пританцовывая, кобыла. Стройная, грациозно водящая шеей из стороны в сторону – она глядела на мальчика бархатными и ласковыми глазами. Темно-мышастые ее бока отливали благородной сталью, а шелковистая грива и хвост были чернее ночи.

Уилл замер от восхищения. Ему показалось, что перед ним дивная иллюзия, мираж, и стоит лишь шевельнуться или хотя бы моргнуть, как лошадь тотчас исчезнет. Не веря, он потер глаза. Однако кобыла так и продолжала стоять посреди полянки, довольно ржала и пофыркивала. Тогда он сделал к ней несколько осторожных шагов.