Валерий Иванов - Грааль Иуды

– А теперь, ввиду этого памятника одному из величайших революционеров всей истории человечества мы накажем тех, кто покрыл себя несмываемым позором – дезертировал с фронта, предал своих пролетарских братьев и сестер!

В центре площади прямо напротив памятника понуро стояли разоруженные красноармейцы бежавших с фронта частей.

Орлов, командир ЧОНа, чуя жарящий в спину солнечный фокус страшного пенсне, прошел вдоль строя дезертиров, отсчитывая наганом каждого десятого и указывая выйти вперед. Вернулся вдоль второй шеренги – эти тоже выпускали вперед смертников. Опять ушел в дальний конец площади – теперь мимо третьей шеренги. Вернулся вдоль четвертой, последней.

Все «десятые» растерянно стали перед строем. Орлов подбежал к трибуне, задрал голову, запрашивая распоряжений. Обряд децимации проводился впервые. Троцкий поднял кулак. Надорванный голос взмыл в воздух.

– Ваш полк… покрыл себя позором! Вы бежали с поля боя… открыв фронт врагу! – Вождь делал большие паузы, чтобы смысл слов дошел до каждого. – Смыть позор солдат может только своей кровью. Сейчас эти подлые трусы, изменнически предавшие дело революции и пролетариата, будут расстреляны! На всех фронтах моим приказом вводится обряд децимации, то есть каждый десятый из бегущих с поля боя трусов будет расстрелян перед строем своих же товарищей. Приступайте!

Орлов кивнул марлевой тюбетейкой с кровяным пятном во лбу, на кривых кавалерийских ногах пробежал от трибуны к шеренге дезертиров. Сабля била его по пыльным смазным сапогам. Чоновцы гуськом бежали за ним, растягиваясь вдоль приговоренных. По команде повернулись лицом к осужденным, штыками оттеснили их к монастырской стене.

– То-овсь! – надсадно прохрипел Орлов, вздымая саблю. ЧОНовцы вскинули винтовки. – По трусам, изменникам дела Революции и пролетариата – пли!

Махнула сабля, сухо рванул залп. «Десятые» повалились вразноряд. Ахнули женщины в толпе, зазвенело выбитое шальной пулей стекло, с хриплым карканьем взлетели вороны.

Орлов, держась левой рукой за звенящую после контузии голову, провел инвентаризацию расстрелянным, двух шевелящихся добил из нагана. Обернулся за одобрением к трибуне, оттуда льдисто сверкнуло пенсне. Бурый Иуда с разверстым в крике «ура» ртом потрясал воздетым к небесам кулаком, словно бы тоже поддерживая свирепую расправу. С бешеными глазами Орлов приблизился к оставшимся в живых.

– Уберите эту падаль! – пролаял он Гуменному, замкомвзвода. – Затем строиться и на фронт! Все ясно?

– Так точно! – во фрунт вытянулся смертельно белый с лица Гуменной, безмерно счастливый тем, что выжил.

Части маршем прошли мимо только что установленного памятника. Апостол-предатель, вопя беззвучно разверстым ртом, напутствовал красноармейцев воздетой рукой. За его спиной повторял угрожающий жест сам Троцкий. Орлов, надрывая глотку и натягивая жилы на горле, кричал.

– Свинцо-овым… огненным ве-еником… выметем паразитов из истории!

Ползучие гады, буржуазные недобитки – обречены! Контрреволюционная сволочь будет беспощадно уничтожаться! Всякий, поднявший руку против Советской власти, будет выжгнут каленым железом! Смерть эксплуататорам! Да здравствует товарищ Троцкий! Ура!

Марширующие шеренги нестройно грянули «ура». Громче всех кричала часть, только что подвергшаяся децимации. У солдат были безумные выпученные глаза, рты разевались сами и сами вопили.

– Стойте!

Бредущие по тоннелю Беспамятный и нищий обернулись. Мужчина в синей «Аляске» с натянутым на голову капюшоном нагнал их и с ходу пнул Беспамятного ногой в живот. Второй удар – локтем – пришелся в скулу и опрокинул на пол.

«Беги! – закричал внутри черепа Голос. Голос был таким отчетливым, как если бы кто-то кричал в наушники. Голос поразил Беспамятного больше, чем нападение неизвестного.

– Кто ты? – спросил он, ворочаясь на земле. – Откуда ты взялся в моей голове?

– Я – твой Страх, – невнятно ответил Голос, проглотив окончание слова. Страх или Страж?

– Кто ты? – переспросил Беспамятный.

– Беги, дурак! Спасайся!

Беспамятный вскочил, побежал, удар каблуком в поясницу швырнул его на колени, в ребра вонзился носок ботинка. «За что? За что его убивают? Что он сделал этому человеку?»

Корчась под градом ударов, Беспамятный утробно завыл от ужаса и отчаяния. Вой перешел в инфразвук, тонкий, неуловимый для слуха. Вдруг он расслышал, что в голове помимо крика «беги!» давно уже звучит другой голос – «дай я!».