Александр Толстов - Бестиата

Династа с рабыней покинули балкон, а значит, совсем скоро они двинутся в путь. Брэнан окинул взглядом дом, площадку, запруду и реку за частоколом голых ветвей. Он знал наверняка: как ни сложится его судьба, сюда он больше не вернется. В нем засело странное ощущение – будто он по-настоящему здесь никогда и не был, а только спал и видел сон. Прошлое размылось в памяти, не оставляя по себе ни сожалений, ни приятных воспоминаний.

Краем глаза Брэнан заметил движение у садовой калитки. В проеме маячила тоненькая фигурка в накинутом поверх хитона коротком плаще. Тия. Девчонка с атласной кожей и тремя шрамами на плече. Она рассказывала, Тессий любит погорячее. Бестиарий ей улыбнулся, не особенно жалея о расставании. Рабыня улыбнулась в ответ прыгающими губами и отерла щеки. Здесь она входила в его особый рацион с тех пор, как Брэнан стал архиспатием, но в Эдевк хозяева ее не брали.

Ардан опустил руку ему на плечо:

– По тебе здесь будут плакать.

– Слабое утешение.

– Ты мог бы попросить забрать девчонку с собой. Думаю, госпожа бы тебе не отказала.

Брэнан посмотрел на него с удивлением. С чего он взял? Мотнул головой и отвернулся:

– Нет нужды.

– Ну, как знаешь.

Ардан на прощанье хлопнул его по спине и, подчиняясь оклику Менека, последовал за остальными к большой крытой повозке.

Джахи не ошибся: архиспатий в путешествие отправился отдельно. Долгая дорога в одиночестве не приносила никакого удовольствия – оставаться наедине с собственными мыслями не хотелось. Пейзаж за прутьями повозки тоже особенно не радовал – обычно дорога стискивалась пологими склонами лысых серых холмов или вилась по голым, продуваемым всеми ветрами равнинами. Попадавшиеся по пути городки и селения не сильно отличались друг от друга. В это время года почти все они пустовали из-за непогоды – люди перебирались в ближайшие крупные города, чтобы переждать ненастную тетру, снимая комнаты в доходных домах. Серые от дождей стены жилищ, похожие на мокрых дворняг; грязь полузатопленных половодьем дорог; темные, похожие на нечесаную овечью шерсть набрякшие облака – все это навевало страшную тоску.

Сады и рощи стояли голые и мрачные, с тонких черных веток ветер скидывал в повозку пригоршни ледяных капель. Греться получалось лишь на привалах, когда разводились костры, – люди могли хоть немного обсушить пропитавшуюся влагой одежду и погреть промерзшие кости. Хозяева, конечно, таких трудностей не испытывали: на одном из привалов Дамх шептал, будто в их похожих на громадные расписные лари, повозках стоят жаровни, все обито мехами и завалено подушками.

Бойцы косились в сторону головы поезда и ворчали.

– Хороши же хозяева, – сплюнул в костер Джахи. – По прибытии нас всех разобьют ревматические боли. Вот будет с нас потеха в матиях!

Не успел он договорить, как рядом на утоптанную мертвую траву плашмя упал короткий меч.

– Очень хорошо помогает от ревматических болей, – процедил Отолик. – Рекомендую всем, опасающимся за свои кости.

Брэнан стал одним из немногих, кто с позволения мастеров оставшееся время на привалах так от простуды и спасался. И это сослужило двойную службу – до самого Эдевка мысли о холоде больше не докучали.

В город они въехали очередным бессолнечным утром, но воздух стал куда суше. Может, оттого, что здесь, рядом с одним из Драконовых очей, он был соленее, да и дожди не лили вот уже несколько дней.

Эдевк располагался у перешейка Демисета, самого знаменитого из пяти мостов Йаманарры – природной каменной арки, соединявшей столицу-остров с Внешним кольцом. По этому мосту герой древности перевел островитян, спасшихся от гнева Аммугана и ставших родоначальниками всех знатных семей новой Йаманарры. Горстка выживших, с тех пор именовавших себя не иначе как поцелованными Драконом. Со временем арку укрепили мощными опорами, уходившими глубоко в дно водоемов; камень отесали, снабдили перилами, и теперь мост не отставал в великолепии от четырех остальных, рукотворных, лучами расходившихся от столицы к кольцу. Въезжая в город с этой стороны, каждый мог видеть пролет моста где-то далеко на северо-западе – сейчас темно-серый над такой же серой гладью воды. В теплое время года его было бы не разглядеть из-за пышных крон деревьев. Нынче же город стоял голый и каменный. Лишь кое-где зеленели миртовые деревья и аккуратные пирамидки пихт, серебристая листва олив сливалась с бело-серыми постройками.

Повозки свернули влево – из-за высоких стен доходных домов, жмущихся друг к другу на окраинных улочках, выплыл охристый бок эдевкского матия. Три ряда арок, словно глазницы со скульптурами вместо зрачков в молчаливом ожидании смотрели на него с громадной высоты. В вышине черными росчерками проносились птицы. Нижний этаж терялся за крышами домов, верхний подпирал собою низкие холодные небеса. Брэнан вжался лбом в прутья повозки и закрыл глаза, не желая смотреть на исполинскую скотобойню. Совсем скоро он окажется внутри, и эта мысль заставляла малодушно жалеть о том, что он так и не попытался бежать по дороге.