Анна Гаврилова - Кровь на мечах. Нас рассудят боги

– Носил, – ответил Добродей грустно.

– Не скажешь, – догадался Златан, – ну и ладно.

Он медленно спустился с крыльца, смачно харкнул на землю и застыл.

– Ты чего встал? – хмыкнул старший дружинник. – Забыл, куда шел? Выгребная яма во-он там.

Отчего-то голос Златана прозвучал растерянно и тихо:

– Да нет… не забыл. Тут такое дело…

Он медленно повернулся к Добродею, сделал шаг навстречу, осторожно опустился на ступеньку крыльца.

– Что случилось?

– Да дело одно… – выдохнул воин. – Понимаешь… Пока тебя не было…

Сердце Добродея ухнуло, чуя неладное. Спросил упавшим голосом:

– Что? Что-то с могилой Диры?

Златан глянул непонимающе, ошарашенно, ответ прозвучал страшно:

– Нет. Горяна убили.

– Как?

– Как… – Дружинник замялся, громко почесал обнаженную грудь. – А вот так.

– Кто?

Добря хотел вскочить на ноги, но Златан удержал.

– Парень один. Из деревни. Приперся, значится… в Киев. По каким-то делам. И тут нос к носу с Горяном столкнулся. У парня топор при себе был. А Горян… ну из корчмы возвращался, веселый… сильно веселый.

– И?..

– Ну, этим топором и приложил. А когда Горян упал… рубить начал, видать, на куски хотел…

Златан смолк, нахохлился. В отсутствующем взгляде дружинника читалась тоска.

– Этот парень, – продолжил Златан, – невесту позапрошлой весной потерял. Вернее, не потерял, а мы отняли. Горян. Он тогда не смог помешать, то ли раненый был, то ли еще чего. А тут вот встретил в Киеве и… отомстил.

– Что дальше было?

– Повязали. На княжий суд отвели…

– И что князь присудил?

Златан нервно рубанул воздух ладонью:

– Сказал, за убийство княжьего дружинника тот уплатит виру в сорок гривен. А сам не сумеет, так с того селения, откуда он родом, взыщут двадцать коров. Половина семье. Вдовы-то у Горяна не было.

– Вот как… – пробормотал Добродей. Сердце сжалось, дыханье перехватило.

– Тризну, как положено, справили. За это не волнуйся…

– Да… – махнул рукой собеседник, – тризна ваша… Горян… Ох… Вот и присягнул он Олегу. Вот и присягнул… Княжий дружинник. А Олег, стало быть, за справедливость? Виру назначил оттого, что «своего» убили?

– Должно быть, так, – кивнул Златан.

Добродей чувствовал, как холодеет душа, как земля уходит из-под ног, как рушится небо. Пытаясь отринуть мысли о новой потере, сказал, нарочно нагнетая в себе злость:

– А кабы меня убили, он бы и пальцем не шевельнул… Но я все равно присягать не буду. И в битву с хазарами пойду без клятвы Олегу. И пусть только попробует не пустить.

Брови Златана взлетели на лоб:

– С хазарами? Они здесь?

– Скоро будут. Ждите.

От самого Киева до Татинецкого брода спустились быстро [29], сберегая силы – под упругим северо-западным ветром, полнившим паруса. Поговаривали, что стриба никогда не изменяет князю. Не бывает попутного ветра только у того, кто не ведает, куда идти. Он ведал…

Покрытое песчаными наносами дно вспыхнуло золоченой слюдой. Розмич перегнулся через борт, не веря своим глазам.

– Ч-что, варяг? Р-руки т-твои загребущие! Бо-богатства Татинца пытаешь? – пошутил было Живач неуклюже, но осекся под тяжелым взглядом новгородца.

– Не варяг я, а словен, – ответил тот приглушенно. – А остроты лучше на хазарах испробуй.

– И испробуем, мы степняка пуще вашего ненавидим! – подтвердил Златан.

– Куда дальше? – обернулся к Розмичу впередсмотрящий.

– Давай-ка вон в ту протоку. И веслами тише води. Хазарин не дурак.

Долбленка плавно пошла вперед и затерялась в высоких пожелтелых камышах…

…Добродей сидел молча, ненавидя Олега всей душой и восхищаясь его предусмотрительностью одновременно. На той доброй сотне, а то и всех двух сотнях лодий, что с прошлого вечера прятались средь проток и бесчисленных мелких островков в ожидании врага, из почти четырех тысяч воинов – он едва ли не единственный, кто ни в чем не клялся новому киевскому правителю.

Уговаривать Розмича взять с собой на сечу долго не пришлось. После бесславного спасения от хазаров острый зуб на них столь вырос, что новгородец махнул рукой. Взамен павших товарищей Розмичу придали новоиспеченных гридней из киевлян, пополнив его отряд. Так Добря вновь оказался в одной лодье со Златаном и Живачом. И когда убрали парус, греб наравне. Всего же лодья вмещала сорок воинов. Половина – лучники, и у каждого сорок стрел. Ох и окрасятся же нынче воды днепровские вражьей кровью!

А сам? До рассвета дожил. Дальше лишь Господу одному ведомо, что случится.