– Нет, епископ, мы не станем их убивать.
– Что вы задумали? Это ведь демы. Если не убивать, то что с ними делать?
Я тоже покосился в сторону пленных, не зная, как ответить на этот простой вопрос. Все мое войско затаив дыхание ждет, когда же я в кровавой манере, свойственной не только этому миру, рассчитаюсь за смерть своей женщины и тяжелые потери, нанесенные подданным. Ведь до сих пор ничем не выдал своих эмоций после случившегося, и это сочли угрожающим признаком: наверняка замыслил что-то настолько изуверское, что боюсь вслух произнести. И тела врагов, захваченные с поля боя, добавляли масла в огонь предполагаемой мести – все считали их частью декораций к предстоящей кровавой забаве, споря лишь о конкретном способе применения.
Некоторые слабонервные заранее пугались масштабов моего гнева, опасаясь, что повторю судьбу Кенгуда Четвертого, сошедшего с ума после того, как вырезал семью родного дяди вместе с ее главой, слугами и охраной, за участие в заговоре, повлекшем увечье наследника. Два старых соратника Альры, выживших благодаря тому что попали в отряд лучников, отважились явиться ко мне с поклоном и словами утешения. Заодно просили убить врагов без лишней истерии – Рыжая Смерть по натуре не была жестокой, так что не надо омрачать ее гибели.
Народ ожидал ужасного, боясь его и одновременно сгорая от предвкушения.
Трупы я велел собрать не из-за внезапно пробудившейся склонности к некрофилии – сама мысль, что эта падаль будет разлагаться на моей земле, была неприятна. А вспомнив описание местности вблизи устья, не нашел ничего лучшего, как придумать останкам нестандартное применение. Сейчас, если откровенно, считал свою затею глупой, но в тот момент в голове было нечто другое – мрак, ярость, отсутствие связных мыслей, нестерпимая жажда мести. Трубить отбой поздно – народ не поймет, если начну менять свои решения. Они и без того странные, так что как минимум надо быть последовательным – как положено психически полноценному сюзерену.
Как же объяснить епископу… Он человек своего времени и своего мира – трудно донести подобное. Счастливчик… Ничего не слышал о достижениях демократии, общечеловеческих ценностях, борьбе за права человека и прочих лицемерных штампах, под которые можно подвести все что угодно, если оно сулит какую-либо выгоду.
Я хочу, чтобы эти собаки в человеческом облике страдали. Чтобы умирали долго и мучительно, способом, неведомым палачам. Чтобы казнь их продолжалась если не вечно, то долгие годы.
А еще я хочу, чтобы эти собаки сдохли не напрасно. Пусть их муки пойдут на благо Межгорья – чтобы при этом работали для его обогащения и усиления. Это будет истинная месть цивилизованного человека: я ведь не дикарь.
И еще – как очередной привет своему двуличному миру: я хочу, чтобы все эти гнусности прошли под лозунгом торжества гуманизма и общечеловеческих ценностей. Пусть с местной спецификой, но именно так.
Так что не стану рубить этих нелюдей Штучкой. Сажать на кол или прибивать к крестам деревянными гвоздями тоже не буду. Это ведь негуманно, и вообще – кровавый тоталитаризм и нарушение прав человека. Население иной державы принято умерщвлять или покорять цивилизованно, на радость оболваненным обывателям и прочим правозащитникам. Продавайте дикарям зараженные оспой спальные принадлежности; разрушайте самобытную культуру с ее моралью, чтобы загнулись от СПИДа и наркотиков; раздуйте до небес манию величия уродливых территориальных образований, чтобы резали друг друга без причин и смысла; навяжите им чужие ценности, чтобы работали на вас, искренне веря, что делают это ради себя.
Способов имеется великое множество, и мне они известны. Я человек своего времени и эпохи – пора об этом вспомнить, иначе так и останусь мальчиком для битья в туземных игрищах.
Уважаемые дети могил, здесь нет международных конвенций, но не переживайте – вас все равно будут сытно кормить. Вы не будете прозябать в сырых холодных камерах – в вашем распоряжении будут просторные по здешним меркам дома. Конечно, нам придется ограничить вашу свободу, но без грубых излишеств: просто запретят покидать Рудную долину – так я назвал ущелье, богатое свинцом и, надеюсь, не только им. Там вы будете отбывать срок своего заключения: пятнадцать лет. Пожалуй, без права переписки. Тем более что почтовой службы здесь нет.
Разумеется, вы люди боевые – некоторые захотят сократить срок посредством побега. Поэтому мы будем вынуждены на ногу каждого из вас нацепить свинцовую колодку. Она небольшая и не причинит серьезных неудобств, но затруднит быстрое передвижение. Постоянное ношение такого предмета изменит походку, сделав ее асимметричной. Даже если избавитесь от груза, бегать потом будет непросто. Но если кто-то все равно сумеет пройти мимо постов незамеченным, за ним отправят погоню. Путь с севера долог и труден, пролегает по местам, где хватает сильных людей, не питающих к вам теплых чувств. Боюсь, если охрана не успеет, то конец будет трагическим. Мне, как человеку цивилизованному, будет искренне вас жаль – заранее прошу прощения за несдержанность местного населения.
Читать дальше