– Пошли, – решительно сказала Зинта. – Сейчас дойдем до ближайшего храма, ты повинишься перед Тавше, предложишь во искупление что-нибудь хорошее… Подумай, какое благо ты можешь сделать, чтобы это было угодно Милосердной. И возьми с собой денег на пожертвование.
Он захватил увесистый кошель, потом распорядился закладывать экипаж, но Зинта остановила:
– До храма пойдем пешком, так полагается.
На улице он болезненно щурился. Бледный до прозелени, лицо разбито. Похоже, никто его в таком виде не узнавал, а что волосы крашеные – он не единственный разгуливает по Аленде с такой шевелюрой, у молодых аристократов это нынче модно, причем мода эта с него же и началась.
Перед воротами лекарка велела:
– Разувайся, войдешь во двор босиком. А ботинки оставь снаружи, пусть они достанутся какому-нибудь несчастному, который нуждается в них больше, чем ты. Это еще одно правило для тех, кто пришел повиниться.
– Что же ты сразу не предупредила?
– Потому что нельзя. Ты бы надел что похуже, а так поступать не годится.
Он расшнуровал и скинул иномирскую обувь из черной с зеленовато-фиолетовым отливом кожи и чешуйчатым рисунком. Зинта взяла его за руку, они вместе миновали внешние и внутренние храмовые ворота.
Между тем проходивший мимо парень, одетый добротно и франтовато – не иначе, приказчик из богатого магазина, – замедлил шаги, стрельнул глазами направо и налево, а потом подхватил с тротуара находку и кинулся бежать, неуклюже мотаясь из стороны в сторону, однако с изрядной прытью.
– Видимо, этот несчастный нуждается в моих ботинках больше, чем я, – заметил Эдмар ядовито.
– Не сожалей о суетном, придя на поклон к Милосердной, – строго одернула Зинта, после чего стремглав выскочила на улицу и крикнула вслед: – Эй, ты унес покаянные ботинки, поэтому отдай взамен свою обувь неимущему!
Везучий молодой приказчик, не сбавляя скорости, скрылся за углом.
– Наверное, это хорошая примета… – пробормотала лекарка с надеждой и, вернувшись к Эдмару, который опять мучительно скривился и сжал виски, позвала: – Идем. В ту комнату, где отдают себя на суд Милосердной, ты должен вползти на коленях. Тоже так полагается.
– Что ж, перед прелестной дамой не зазорно преклонить колени, а я не сомневаюсь в том, что твоя госпожа прелестна.
Выполнив это требование безукоризненно, даже с некоторой долей элегантности, он по знаку Зинты остановился в центре помещения с мозаичным узором на полу и покаянно опустил голову. Собралось несколько жрецов и жриц в бело-зеленых одеяниях.
– Эдмар Тейзург пришел повиниться перед Тавше в немилосердном поступке, а я, Зинта Граско, прошу за него о снисхождении, – произнесла лекарка трижды, громко и отчетливо, немного волнуясь, а потом шепнула: – Теперь говори сам, Тавше тебя услышит.
– Милосердная Госпожа, тебе известно о том, что я сделал, – голос Эдмара звучал почтительно, однако без самоуничижения, с оттенком достоинства. – Свою суть не отринешь, поэтому не буду притворяться, будто я безмерно опечален этим поступком, но я готов его искупить. Во имя твое я построю в Ляране большую лечебницу и найму хороших лекарей. Там никому не будет отказа, и те, кому нечем заплатить, получат там во имя твое такую же помощь, как платежеспособные больные. Все деньги до последнего гроша и прочие пожертвования от тех пациентов, которые не стеснены в средствах, пойдут исключительно на нужды лечебницы. Если кто-то приведет, принесет или привезет больное либо раненое животное, последнему тоже будет оказана необходимая помощь. Подобные лечебницы за счет государства есть в том мире, из которого я пришел, появится такая и в моем княжестве, во славу твою. Примешь ли ты мою виру, Милосердная?
– Тавше, и я за него прошу! – Зинта опустилась на колени рядом с Эдмаром. – Что с ним поделаешь, если он такой, как есть, но то, что он предложил насчет лечебницы, для многих будет хорошо!
И чуть слышно шепнула:
– Подожди, сейчас мы узнаем решение Госпожи.
Один из жрецов поставил перед ней бронзовую чашу с табликами – овальными деревянными пластинками для храмового гадания. Зажмурившись, Зинта погрузила туда руку. Дальнейшая судьба Эдмара зависит от того, что она вытянет. Если Прощение – значит, Тавше принимает виру, и вопрос улажен. Если Отвержение – Тейзурга немедля выдворят из храма, и в дальнейшем на милость Тавше он может не рассчитывать, да и Зинте заказано будет с ним общаться. Если Услужение – он должен пойти в рабство до тех пор, пока Тавше не решит, что с него довольно: того, кому достался этот таблик, обычно определяют в какую-нибудь лечебницу для самой грязной работы. Если Предупреждение – значит, обещанного недостаточно, чтобы загладить вину, понадобится что-то еще. Виновный может и не подчиниться, но тогда его постигнет гнев Тавше.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу