Ирина Лазарева - Сокрытые в веках

– Прощай, будь счастлив и береги ее, – проговорил он слабеющим голосом.

Золотой огонь в его глазах затухал и уходил вовнутрь, в безмолвную отстраненность, в беспробудную глубину, и вместе с меркнущим для него миром неотвратимо уходила из тела жизнь.

Маруф, еще плохо разбирая, где небо и земля, но начиная что-то понимать, опустился рядом с поверженным колоссом и сжал его большую длань обеими руками.

– Будь спокоен, – произнес он, ощущая, как заливает его небывалая сила великого дара Фейронда, – я сделаю то, что не удалось тебе.

Улыбнулся мятежный дракон, уже отрешаясь от земного существования, и медленно опустил тяжелые веки.

Подошли ошеломленные друзья и Алнонд.

– Фейронд мертв, – сказал Алнонд, – и он выбрал лучший способ уйти из жизни.

– Почему он не сгорел? – со страхом спросила Метта.

– У него не осталось энергии. Он всю ее отдал Маруфу. Кажется, он сделал нам всем поистине неоценимый подарок, и особенно тебе, девочка.

– Смотрите, – пролепетал Доменг, указывая нетвердым пальцем на поднимающегося с земли Маруфа, – у него волосы растут.

У Маруфа действительно прямо на глазах отрастали волосы и меняли свой цвет – проступала, лучась золотом и красками, пламенеющая радуга и, змеясь, струилась к коленям, обряжая его стройную фигуру в царственную тогу сверкающего драконьего многоцветия. Затаив дыхание, наблюдали люди и драконы, как вершила таинственную внутреннюю работу преемственная мощь Фейронда. Лицо их друга становилось все более прекрасным и одухотворенным; свет знания и истины, все то, что открывалось ему с каждой минутой, заполняло разум и душу, все огромное наследие нежданно обретенных великих предков торжественно и зримо проявлялось в его облике. Каждая черта его делалась значительнее, грудь вздымалась под напором неудержимой силы, высокое благородство, величие духа и недоступная человеку мудрость рождались во взоре, и вот, словно из глубины веков, глянул на них светлый лик древнего хранителя Земли.

Метта не помнила себя от счастья. Одновременно испытывая горе, она поцеловала холодеющую руку Фейронда, отдавая дань благодарности тому, кто смог сделать невозможное и соединить два любящих сердца.

– А теперь оставьте меня с ним наедине, – сказал Алнонд, – мне надо исполнить его последнюю волю. Уведи друзей подальше, дочка. Довольно с них на сегодня потрясений.

Когда все скрылись за ближайшим мысом, Алнонд обратился к мертвому другу:

– Мог бы и не просить меня об этом. Нет ни на том, ни на этом свете такого, чего бы я для тебя не сделал. Прощай, брат. Жизнь тебе не удалась, зато удалась смерть. Уверен, это тебе зачтется. Ступай, ищи свою Дарту. Да будет недолгим и легким твой путь.

Удалившиеся свидетели гибели Фейронда видели, как взмыло в воздух жаркое пламя, унося ввысь исстрадавшуюся душу грешного дракона.

Друзья столпились вокруг Маруфа, с изумлением его разглядывали, трогали длинные сверкающие волосы.

– Как ты себя чувствуешь? – участливо спросил Андрей. – Шутка ли такое выдержать.

– Я счастлив, – просто ответил Маруф, глядя сияющими глазами на Метту.

– Везет же некоторым, – с завистью сказал Доменг, – он опять всех обскакал – стал настоящим драконом. Позволь хоть поздравить и поцеловать твою невесту, – и потянулся к Метте.

Она, смеясь, протянула к нему руки, но Маруф взял юношу под мышки и переставил подальше от девушки:

– Будет у тебя невеста, тогда и целуйся.

– Жадина, – запыхтел Доменг, – дракон не должен быть ревнивым. Это в тебе говорят человеческие пережитки.

– Все-таки я тебя когда-нибудь вздую, – посулил Маруф, блеснув веселыми искорками в глазах, – цвет их остался прежним, чудесно бархатным, лишь в самой глубине темно-карих зрачков таилось золотое пламя, которое впоследствии разгоралось в минуты высокого душевного напряжения.

– Извините, – опасливо отступил Доменг. – Метта, ты не могла бы попридержать своего жениха? У него на меня все время руки чешутся.

Метта залилась своим чистым серебристым смехом и сама расцеловала черноглазого озорника:

– Я люблю тебя и люблю вас всех. Вы самые лучшие друзья, каких могла подарить судьба.

Напряжение последних часов спало. Все кинулись поздравлять невесту, каждый удостоился нежнейшего поцелуя. Доменг схитрил, втерся под шумок и дерзнул заново принести поздравления, однако был пойман с поличным пристрастным взглядом темных глаз из-под сдвинутых соболиных бровей, после чего мошенник сделал вид, что считает чаек в море и не причастен к происходящему ни сном ни духом.