Виктор Ятаганов - Хроники Вергилии. Владыки Севера

– Мы познакомились с Мэйей девятнадцать лет назад, меня тогда только прислали в Лагарик. Ваша страна, ваши обычаи были мне чужды. Все в Лагарике казалось мне странным и необычным – еда, традиции, одежда. Но я искренне хотел понять ваш город, понять людей. Я часто ходил гулять по пустынным улицам Лагарика после захода солнца. И однажды в переулке неподалеку от Приграничья услышал крики. Двое пьяных мужчин пытались изнасиловать молодую красивую женщину. Ею была твоя мать, Мэйа. Она тогда работала служанкой в доме кого-то из лагариковской знати. И хозяйка послала ее посреди ночи за настойкой от головной боли в лавку знахарки. Я спас ее, и мы полюбили друг друга. Несмотря на все наши различия, несмотря на то что мы были из разных стран… Так как открыто видеться мы не могли, то стали писать друг другу письма – ты держишь их в руках, а потом начали тайком встречаться. Я любил Мэйу больше всего в жизни, а она любила меня, и во всем Лагарике не было никого счастливее нас. Но императору Хиссу стало известно о нашей связи, и он приказал мне вернуться в Дахарон. Мэйа молила не оставлять ее, но у меня не было выбора. Если бы я ослушался приказа императора, твою мать просто убили бы… Но Мэйа не понимала этого, не хотела понимать, она думала, что я бросаю ее, потому что разлюбил… – Кан мгновение помолчал, обратившись к воспоминаниям тех давних дней. Его лицо исказила боль. – Я страдал без нее, по тысячу раз в день умирая в душе!.. Через некоторое время, когда мое положение при дворе императора упрочилось, я попытался разыскать ее, но она покинула Лагарик, не оставив ни следа… Всемогущий знает, как же я хотел ее найти! Я был готов умереть, но жизнь не позволила мне этого сделать. Тогда я впервые и задумался о том, как несправедлив мир, в котором двум любящим сердцам нельзя быть вместе. И этот глупый Договор – лишь обман, на деле же война никогда не прекращалась. Просто открытые боевые столкновения превратились в дворцовые интриги. И тогда я решил сделать все, чтобы это изменить. Если весь мир объединится под единой сильной властью, войны прекратятся, и наши различия рано или поздно сгладятся. Больше не будет таких понятий, как изгой или полукровка. Наши народы станут едиными и наконец научатся жить в настоящем мире, а не в той иллюзорной фальшивке, что возникла после подписания Договора… Я очень сильно любил Мэйу, но, клянусь тебе, покидая Лагарик, я не знал, что она беременна!.. Я вижу, что она так и не простила меня за то, что я оставил ее, так и не смогла понять, что я сделал это, чтобы спасти ей жизнь. Любовь превратилась в ненависть, и она придумала эту историю с изнасилованием… Потом, пять лет спустя, я по настоянию императора вынужден был жениться на одной из придворных дам, и она родила мне сына, Ризу…

Кан замолчал. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Я невидящим взглядом смотрел на зажатый в руках ларец. Кан говорил правду, и письма моей матери, полные нежности и неизбывной любви, это доказывали. В моей душе поднималась волна противоречивых чувств. Гнев смешивался с протестом и превращался в волну горького недоумения: как мать могла меня обмануть?.. Я столько лет жил с ненавистью в сердце к своему отцу, столько лет мечтал убить его за то, что он с ней сделал! А это оказалась ложь! Все ложь! Вся моя жизнь была ложью!..

Мои пальцы разжались, и деревянный ларец гулко шлепнулся на каменный пол. Я не мог заставить себя посмотреть на замершего передо мной орка и продолжал бездумно пялиться на ларец. В горле стоял комок, взор застелила какая-то дрожащая полупрозрачная пелена…

Я механически вскинул руку к лицу и стер выступившие на глазах слезы. Взор прояснился, и я все-таки принудил себя посмотреть на Кана.

– Я… должен был понять, – прошептал он, пристальнго всматриваясь в мое лицо. – Ты так похож на меня, но мне даже в голову не пришло задуматься об этом сходстве.

– Ну да, тебе нужно было думать о куда более важных делах – о захвате мира! – с горькой иронией воскликнул я.

Я чувствовал себя последним дураком. Огонь гнева угас, превратившись в пепел жгучей досады. Я стоял перед своим отцом и не знал, что ему сказать. Я прошел такой долгий путь, чтобы убить его, а оказалось, зря! Я считал его абсолютным злом, а оказывается, он затеял всю эту чудовищную войну с благой, по его мнению, целью: чтобы объединить наш мир. Чтобы слово «изгои» навеки перестало быть оскорблением… И все же я не мог принять его методов. Говорят, перемены не обходятся без жертв. Но те, кто так говорит, не задумываются, что этими самыми жертвами могут стать они сами и их семьи. Легко швыряться пешками, когда ты сам стоишь на вершине пирамиды, именуемой властью. У Кана власть была с рождения, но я пробивался с самых низов, и я знаю, что так рассуждать нельзя. Даже одна-единственная случайная жертва обесценивает победу, полученную такой ценой, ибо каждая жертва – это чья-то жизнь, целый мир, который не должен погибнуть. И не важно, ради чего эта жертва приносится – из-за чьей-то неуемной жажды власти или ради призрачного мира во всем мире. Жертвовать мы можем лишь собой, этого права у нас не отнять. Но мы не имеем права принимать такие решения за других.