Владислав Русанов - Импровиз. Сердце менестреля

– Я, конечно, ценю вашу утонченную попытку самоубийства, – наклоняясь и глядя глаза в глаза, прошипела Дар-Вилла. – Только зачем же тянуть за собой самый быстроходный корабль островов и всех нас вместе с ним?

– Тем более вы ставите под удар мою гордость лекаря, – прозвучал над ухом голос Тер-Реуса. – Только я вас выцарапал из лап смерти, а вы за старое…

Ланс слышал их, словно проваливаясь на дно глубокого колодца. Губы браккарки еще шевелились, но звук уже ускользал. Вслед за слухом отказывали глаза – мир расплывался и темнел.

Цепляясь за остатки сознания, Ланс альт Грегор успел подумать, что раньше он только бравировал тем, что не боится смерти, но теперь, заглянув в ее глаза, понял окончательно – в ней нет ничего страшного. И встречать гибель нужно спокойно и с достоинством, без лишней патетики и без показной отваги. В его жизни за минувшие полтора-два года столько всего произошло, что душа загрубела и он стал равнодушным. Суждено умереть – он умрет. Но если доведется жить, то он будет жить столько, сколько отведено ему Вседержителем. И сияющие зеленые глаза никуда не денутся с его небосвода. Просто они будут далеко-далеко, на самом краю, как клотик грот-мачты «Лунного гонщика» с трепещущей лазоревой рыбкой на остроконечном штандарте.

С этой мыслью он погрузился во тьму.

Прошло уже две недели, как в Аркайле и окрестностях отцвели сады. Бело-розовые цветы слетели с деревьев, как подвенечный убор с невесты после брачного пира. Несмотря на очень снежную и морозную зиму, знающие люди предрекали богатый урожай на осень. Это вселяло в уставших от безденежья и голода горожан и селян определенную надежду.

Герцогство потихоньку приходило в себя после бурных событий, имевших место всего два-три месяца назад. Не каждый год случается хоронить подряд, друг за другом сразу двух пранов из правящего Дома. Но если и оставались скептики, не верящие в успешное правление дурачка Айдена, то теперь они молчали. Ведь, во всяком случае, пускающий слюни герцог верхом на деревянной лошадке с хвостом из мочала лучше, чем никакого герцога и безвластие. И уж тем более лучше, чем новая междоусобица, противостояние между Высокими Домами. Последний раз кровавая вражда охватывала Аркайл так давно, что не осталось ни одного живущего человека, чтобы поведать об этом, но дворяне черпали знания истории из книг, а простолюдины передавали предостережения из уст в уста. Как бы то ни было, повторения последней бойни, завершившейся лет сто пятьдесят назад воцарением во власти Дома Черного Единорога, никто не хотел. Слишком тяжелым было возрождение Аркайла к прежнему благополучию. Отстраивать разрушенные замки и сожженные города пришлось добрый десяток лет.

Высокие Дома скорбели о погибших на дуэлях пранах – за эту зиму они потеряли и стариков, и зрелых мужчин, и юнцов, как никогда, много. Именно поэтому добром баронессу Кларину и ее отца, Клеана альт Барраса из Дома Бирюзовой Черепахи, не поминал никто. Многие желали бы видеть ее голову на плахе, но изворотливая интриганка успела сбежать за пределы державы, оставив ищеек прана Гвена альт Раста с носом.

По привычке добропорядочные аркайлцы винили в своих бедах завистников из сопредельных государств. Искали корни заговора Кларины в Трагере и Кевинале. Лишь немногие связывали ее имя с Браккарскими островами, поскольку из герцогского замка была дана четкая и недвусмысленная установка: король Ак-Орр тер Шейл из Дома Белой Акулы – друг герцога Айдена и всего Аркайла. Ругали, очень сильно ругали короля Унсалы. Его по-прежнему называли безумным Ронжаром и вешали на него, выражаясь языком черни, всех собак.

Отношения между Аркайлом и Унсалой не заладились еще при покойном Лазале. То мелкая ссора за приграничную землю, такую огромную, что хороший лучник без туда перекинет стрелу от края и до края. То война пошлин… Понять правителей несложно, каждая держава хочет иметь от торговли наибольшую выгоду, но из-за возросших сборов при пересечении границы унсальские купцы начали везти меньше зерна: пшеницы, овса и ячменя. В ответ на это аркайлцы ограничили торговлю яблоками, морковью и репой. К несчастью, пострадали в итоге не высокопоставленные праны, принимающие «мудрые» решения, а земледельцы и купцы. Выросли цены на хлеб в столице – провинции худо-бедно обеспечивали себя зерном сами, не нуждаясь в поставках из-за границы.

Братья Шэн и Льюк альт Кайны, которые, как все понимали, сейчас управляли Аркайлом, изъявили желание пересмотреть государственную политику дедушки нынешнего герцога, но Ронжар не торопился отвечать на их письмо, и посланник торчал у него во дворце, дожидаясь аудиенции, едва ли не третью неделю, злясь и ежедневно отправляя на родину записки, исполненные праведного возмущения. Хотя, если разобраться, не происходило ничего из ряда вон выходящего. Его величество Ронжар, давно переваливший за пятый десяток, никогда не рубил сплеча в принятии государственных решений. Он вообще отличался исключительно уравновешенным нравом и даже, по свидетельству унсальских царедворцев, никогда голоса не повышал. Вывести его из себя удавалось не всякому. Так что герцог Лазаль, сумевший три года назад надиктовать такое письмо, что Ронжар, читая его, разбил об пол кувшин с бурдильонским вином, мог по праву гордиться.