Вера Чиркова - Семь звезд во мраке Ирнеин

– Переночевать пустите?

– Малец у нас болен. Лисянка, – безнадежно сказала женщина, кормившая грудью малыша.

Мужчина, сидящий за столом над миской с варевом, даже не поднял глаз.

– Простите, – сочувственно склонила голову Дисси, лисянка это не шутки, к утру Белая богиня уведет мальчонку с собой.

Повернулась было к выходу, да остановило знакомое чувство неправильности, несоответствия между сказанным ей пациентами и тем, что она видела и ощущала сама.

– А можно глянуть?

– Пошто? – мрачно глянул из-под нестриженых лохмов хозяин.

– Травница я. Знахарка. Может… чего и скажу.

– Был уже один. Серебрушку взял, а толку-то… Иди с богами.

– Жеф, – умоляюще смотрела на него жена, – пусть глянет?

– Денег все равно нет.

– Да я и не прошу. И ничего другого мне не нужно. Просто гляну.

– Смотри. Раз такая настырная, – с досадой махнул мозолистой ладонью мужик, и Дисси, оставив у порога узелок, метнулась за печь, в отгороженный занавесью закуток.

Мальчишка лежал на топчане, закинув голову и приоткрыв спекшиеся губки. Толстая, как полено, замотанная тряпками ножка лежала поверх укрывавшей ребенка дерюги. Не прикасаясь руками, гостья повела чутким носом над тряпьем и облегченно вздохнула.

– Давайте сюда свет и мой узелок, – совсем другим голосом, уверенным и звонким, приказала стоявшей сзади женщине. – Да пусть хозяин дитя подержит, поможешь мне.

Та словно воспряла, ринулась к мужу, сунула ему в руки захныкавший сверток, захватила одной рукой со стола лампадку, другой узелок. Подняв лампадку, с надеждой и болью глядела, как гостья, размотав тряпье, смело прикасается чуткими пальцами к пожелтевшей, вздувшейся коже. За что болотную лихорадку и называли лисянкой.

– Поставь свет на приступку да разверни мой узелок. Так. Дай вон тот кошель. Остальное можешь убрать. Держи его за ногу, да не бойся, тут лисянка и мимо не пробегала. От лисянки запах, как от клопа малинного давленого. А здесь ничем не пахнет.

Приговаривая так, раскрыла кошель, достала завёрнутый в чистый лоскут нож и флакон с чем-то темным. Мазнула ветошкой по ноге пациента, там, где желтизна светлела и, подставив лоханку, полоснула над ней по распухшей коже неожиданно острым ножом. Ребенок чуть застонал, мать схватилась за горло.

– Терпи! – прикрикнула гостья. – С твоим мужиком мы тут не развернемся!

Счистив гной, поковырялась в ране и победно подняла в пальцах толстую колючку.

– Вот. Это и занесло грязь в тело! Теперь дай тряпицу, почище, нужно фитилек сделать. Он за ночь все отсосет.

Она уверенно совала под кожу вымоченный в черном душистом снадобье фитилек, заматывала ранку чистой тряпицей.

– Все. Я утром прибегу, прочищу и зашью. И отвар сварю, наперед. Только того лекаря больше не зовите, очень не любят знахари, когда их в ошибки носом тычут.

– Никуда ты не пойдешь, – твердо сказал мужской голос. – Тут переночуешь. Зель, дай ей чашку!

– А на сеновале у вас места нет? – украдкой оглядев убогое жилье, поинтересовалась Дисси, съев похлебку. – А то, если он ночью рядом с чужим человеком проснется, нехорошо будет. Испуг потом гонять опять же.

– Есть, как не быть. – обрадовалась Зель. – Идем, посвечу.

– Шляются по ночам, покоя нет. – скользнув в темную щель, прошипела неслышно Бини и замерла, прислушиваясь.

– Вот тебе дерюжка, прикрыться, вон там, у колодца, ведро, если пить захочешь. Утром… пораньше будить? – уважительно, словно с купчихой, переговаривалась хозяйка.

– Буди пораньше. Надо все успеть. Как запоют третьи, так и приходи. А проснусь раньше, сама в оконце стукну, – бесцветным голосом соглашалась гостья.

Хозяйка забрала лампадку и ушла, а постоялица завозилась в сене, устраиваясь поудобнее.

Раз с ней так обращаются, значит, хорошо заплатила. А раз заплатила, значит, деньги не последние. За ночевку на сеновале последнее не отдают. Мысли Бини были просты и логичны, и это обычно не подводило. Девушка подождала, пока дыхание постоялицы станет ровным и неслышным, и ужом скользнула к ней. Вот и узелок, рядом положила, разиня! Длинным прутиком с острым крючком на конце, который всегда носила за голенищем, Бини зацепила узелок и потянула к себе.

Что за напасть? Привязан он у неё, что ли? Приходилось ей встречать таких мудрецов. И как же весело было потом посмотреть со стороны, как они непонимающе оглядывают все вокруг себя, не поверив сразу, что намертво привязанный к руке или ноге сундук исчез навсегда.