Алексей Верт - Создатель балагана

– Да уж, представляю, – Корпс улыбнулся, но тут же нахмурился, кое-что вспомнив. – А как же Александр? Без него бы тоже многое не получилось бы.

– Он ушел, – Гермес пожал плечами. – Кажется, он действительно любит своего хозяина, потому что хныкал, пока я не позволил им воссоединиться. Думаю, так будет лучше для обоих. Может быть, наш маленький друг сумеет переубедить Леонида и вернуть ему душевный покой.

Юлиус подумал, что это было бы неплохо. Ученый ему нравился. До тех пор, пока не двинулся по скользкой почве авторских прав на электричество, и не расшиб себе там голову.

Во всех смыслах.

– Есть еще одна причина, по которой я не очень хотел идти, – признался Корпс. – Опять подниматься в гору. Конечно, мы можем поехать на повозке. Или верхом. Но все равно это ужасно утомительно.

Гермес расхохотался. Он смеялся так долго и заливисто, а смех был настолько заразителен, что мошенник и сам не удержался от улыбки.

– Глупость сказал, да? – спросил он, когда Гермес успокоился и только вытирал слезы в уголках глаз.

– Конечно, – кивнул тот. – Бог я или не бог?

После фразы он подмигнул Корпсу, показывая, что вопрос явно риторический.

Воздух вокруг них уплотнился, будто окунули в теплый кисель. Мошенник попробовал пошевелить руками – получилось, но с трудом. Затем по телу пробежала дрожь. Волосы поднялись, будто что-то тянуло их в небо. Послышалось сухое потрескивание.

А затем в один момент, с легким хлопком, все пропало.

– Ух-ты, – прошептал Юлиус, чувствуя, что других слов еще долго не сможет найти. Разве что «ах-ты».

Несколько секунд мошенник висел в пустоте. У нее даже не было цвета – будь вокруг молочный туман или чернильная тьма, глаза чувствовали бы себя гораздо лучше. Взгляд не мог ни за что зацепиться – ни за форму, ни за цвет, поэтому Юлиус почти мгновенно плюнул на любопытство и страсть к познанию, крепко зажмурившись. Здравый смысл подсказывал, что главное «ух-ты» подобных перемещений для смертного заключалось в банальной возможности быстро и безболезненно свихнуться на почве странности внешних обстоятельств.

– Думаешь заумно, как алхимик, – хохотнул за спиной Гермес.

– Я что, вслух это сказал?

– Именно. Держи себя в руках и не путай верх с низом, а мысли – с речью. Мы уже почти прибыли.

И действительно, почти тут же вернулась опора под ногами. Юлиус приоткрыл один глаз и обнаружил, что стоит на полу из черного мрамора с белесыми и перламутровыми прожилками. А вокруг медленно вырастали стены.

Все авторы исторических хроник, когда речь заходила о покоях Зевса, почему-то ограничивались общими словами и туманными обобщениями. Теперь мошенник осознал истинные причины. Зал казался… обыденным. Прямые линии, цвета в серой гамме – ни сногсшибательных украшений, ни пляшущих нимф, ни лазурных водопадов. И разлитая в воздухе звенящая тишина, будто рассыпающаяся каждую секунду на хрустальные осколки и колокольчики. И гул колокола, прозвучавший, как только Юлиус осмелился пошевелиться.

– Это нас приветствуют, – усмехнулся Гермес и повел Корпса к высокой двери из резной кости. – Старина любит показуху и театральные эффекты, этого у него не отнимешь.

– Да уж… – начал было Юлиус и прикусил язык. Первый раз в жизни – не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. До крови и багровых звездочек перед глазами.

Потому что за дверью обнаружился вовсе не благодушный Зевс, ожидающий ловкого мошенника для похвалы с глазу на глаз. Точнее, Громовержец там был, но в дальнем конце комнаты – он сидел за столом, подперев щеку кулаком, и тихонько смеялся. А еще с десяток верховных богов в упор смотрели на Юлиуса так, будто он ворвался без приглашения на званый ужин в дом правителя полиса. Впрочем, примерно так все и было, только «полис» – в сотни тысяч раз значимее.

– Гермес, тебе отказала хваленая скорость? – голос у Зевса был тихий, чуть хриплый, но когда он говорил, дрожали стены и пол под ногами.

– Я стер три пары крыльев на сандалиях, пока выполнял твое поручение, – Гермес сделал всего одно короткое и фактически не уловимое глазом движение, но вмиг оказался рядом с Зевсом, протягивая ему тонкий лист бумаги. – К тому же, не люблю копаться в бумажках.

Как только документ перекочевал в руки Зевса, боги наконец перестали сверлить взглядами несчастного Юлиуса, который готов был уже либо сквозь пол провалиться, и все, как один, посмотрели на Громовержца. Точнее, на договор, который он уложил на стол и победно улыбнулся.