Анна Мистунина: Искупление

– Как? – только и спросил Кар.

– Я просто очень хотела.

– Это… невероятно, малышка. Ты и впрямь всегда добиваешься своего!

– Не всегда, – возразила Тагрия, погрустнев. – То есть… я думала, что…

– Тагрия. Что мне сделать, чтобы…

– Куда мы летим? – перебила она.

Кар ответил, шевеля ветки, чтобы огонь распространился быстрей:

– Я должен вернуться на восток. Там остались маги, они ждут императорского решения. Они даже не надеются на такие добрые вести. Император отдал нам Долину, Тагрия. Мы возвращаемся домой.

– А… я?

– Долина – дом магов, – улыбнулся Кар. – Ты маг. Твое место в Долине.

– Я ненастоящий маг.

– Самый настоящий.

– А ты будешь теперь с ними? Ты…

– Сильнейший. Знаешь, что это такое?

– Я помню, – сказала Тагрия. – Я все помню, что ты рассказывал.

Высокие, черные в темноте ели окружали их, целились в небо исполинскими стрелами.

Огонь разгорелся, освещая алым лица, золотую шерсть Ветра. Грифон улегся неподалеку, спокойный, удовлетворенный. Закрыл глаза, но не спал. Слушал.

– Значит, все будет как раньше?

– Как раньше – нет. Не будет больше рабства. Не будет убийств и крови. Долина теперь часть Империи, ее обитатели такие же подданные императора, как и все, только власть храма на нас не распространяется.

– А ты возьмешь туда всех, ну… ненастоящих, как я? Как Исара?

– Да, – ответил Кар и понял, что дает обет, который ему придется исполнить. – Всех, кто захочет. Обещаю.

– И все будут учиться магии?

– Да.

– Как она и мечтала, – прошептала Тагрия. В свете пламени Кар видел огоньки в ее глазах. – Школа колдунов…

– Да.

– А если не будет крови, что это значит? Что магия будет только слабой? Познанием?

– Познание – это не слабая магия, Тагрия. Это ее начало, только и всего. Что касается крови, научимся обходиться без нее. Когда-то маги это умели. Значит, есть пути и значит, мы будем их искать. Мой учитель, оказывается, начал эту работу. Нам предстоит ее продолжить.

– А если их не найдется, этих других путей?

– Будем обходиться собственной Силой, – ответил Кар, отправляясь за новой порцией дров. Вернувшись, спросил: – Это лучше, чем остаться вовсе без магии, согласна?

– Да! А… почему ты так улыбаешься?

Кар подложил веток в костер. Сел рядом, притянул ее к себе за плечи.

– Я соскучился по твоим вопросам, малышка. Значат ли они, что я прощен?

И впервые заметил в ней лукавство, когда Тагрия с улыбкой отстранилась:

– Не знаю, я пока не решила. Я еще поспрашиваю, можно?

– Сколько угодно.

Но Тагрия не спешила задавать следующий вопрос. Веселость ее исчезла, голос прозвучал тихо и печально:

– Когда я была там… Ну, у магов…

– Ты ждала меня. А я не пришел.

– Нет! – Тагрия даже замотала головой. – Я же знала, чего они хотят, чтобы ты пришел и достался им! Меня же нарочно для этого не убили, даже когда я чуть не сбежала. Я надеялась, что ты не придешь!

Кар не нашел слов, достойных ее преданности. Молча поцеловал ей руку. Тагрия смотрела без улыбки.

– Там был один мальчик, – сказала она. – Он сказал, что ты… Что он твой сын.

– Это правда.

– Он еще сказал, что ты… изнасиловал его мать. И бросил. Это тоже правда?

– Нет! Поверь мне, пожалуйста. Я не насиловал Лаиту, скорее, она меня. Правда, она сделала это, защищая свою жизнь, так что вряд ли можно ее винить…

– От чего защищая?

Кар вздохнул. Тагрия смотрела с тревожным вопросом. Как и прежде, казалось невозможным утаить от нее хоть что-то.

– От меня. Я хотел ее убить.

– Почему?

– Лаита, герцогиня Тосская – та самая женщина, которая помогла в убийстве императора Атуана и рассказала всем, что это сделал я. Из-за нее я бежал, из-за нее потерял все. И угрожал тебе смертью.

Тагрия молча смотрела. Глаза ее на бледном лице казались огромными.

– Мне было тогда девятнадцать лет, Тагрия. Я верил, что мечом можно исправить несправедливость.

– А потом у нее родился ребенок, и ты…

– Поначалу я не знал. Когда узнал, Моурет уже был герцогом Тосским, а его мать содержалась в заключении. Я не стал ничего менять.

– А теперь что с ними будет?

– Император помиловал Лаиту. Моурет отправился за ней. Едва ли мы еще встретимся.

– Он мечтал тебя убить.

– Я сам – отцеубийца, Тагрия. Мне ли осуждать моего сына, даже если однажды он и впрямь придет за мной?

– Но я не хочу! – воскликнула она. – Почему всегда все получается плохо?

– Не знаю, милая.

Костер трещал, рассыпая искры, что поднимались и улетали вверх, к звездам. Тагрия отвернулась к огню. Кар видел, совсем близко, ее профиль с золотящимися веснушками, торчащие прядки волос. Тонкие пальцы, переплетенные на колене, и на одном из них – свой перстень. Протянулся обнять ее, но, после всех признаний, не решился. Незаметно убрал руку. Тагрия сказала задумчиво: