Андрей Посняков: Кремль 2222. Коломна

Активно делая вид, что раскапывает – или закапывает – что-то меж корнями приземистой, с широкими лапами, ели, юноша приготовил меч. И когда пень неосторожно приблизился шагов на пять, Рат резко развернулся и прыгнул.

Пень выстрелил прутьями, стараясь отбить меч и целя в лицо…

Пружинисто приземляясь на ноги, Ратибор пожалел, что не смог расколоть эту назойливую колодину с первого наскока… теперь пришлось сражаться. Именно так – сражаться. Ибо обладающий корнями-ногами, глазами и, вероятно, злым разумом, пень оказался весьма серьезным противником. Рат и опомниться не успел, как его левую ногу охватил вынырнувший из-под земли корень. Перерубив его, юноша едва успел подставить клинок под новый выпад. Проклятая колода на этот раз вложила в бросок ветвей всю свою недобрую силу… и напрасно. Люди Пятницкой башни недаром считались лучшими кузнецами. Наткнувшись на острое лезвие, ветви бессильно упали наземь… И снова поползли корни. Впрочем, поползли – это еще мягко сказано! Корни внезапно взметнулись, взлетели, словно распрямившаяся пружина, один удар пришелся Рату по левой руке – ее словно ошпарило кипятком, а кисть онемела. Но… все же бояре башен не зря учили молодежь. Не зря почти ежедневно тренировался и Ратибор. А уж о качестве клинка говорить не приходилось – надежнее некуда. Мужики шутили – мол, словно топор, деревья рубит.

Сейчас как раз был такой случай.

Ну, проклятая колода… Получи!

Юноша словно затанцевал – как учили, – бегая вокруг пня кругами, уходя из-под ударов разящих веток и корней, и рубил, рубил, рубил – только щепки летели. Вот уже поредели под разящими ударами ветки, уже и корней осталось мало – и движения пня резко замедлились, лишь из-под обрубков веток яростно краснели глаза… Вдруг толстый, заостренный на конце, словно хорошо закаленное копье, корень пролетел над головой вовремя увернувшегося парня. Ратибор не просто увернулся – присев, рубанул клинком, и теперь уже пришлось уворачиваться от какой-то капающей из обрубка вязкой густо-зеленой гадости, чем-то похожей на кровь.

Увернулся. Одним прыжком подобрался к самому пню… Ударил. Крякнув, пень развалился надвое. Обычная старая колода, только внутренности – необычные. Какие-то осклизлые темно-бурые кишки, расплывающаяся, уходящая в мох, красновато-зеленая слизь – мозги, что ли?

Быстро как-то все прошло-то… И бражки махнуть не успел бы. Даже малую кружку.

– Ох! – подбежав, удивленно хмыкнул Легоша. – Это что ж такое было-то, а?

– Лесовек, – Рат нагнулся, тщательно вытирая об папоротник залитое слизью лезвие. – Силен оказался, гадина. Ловок!

– Лесовек?! Так это не сказки? – увалень не мог отвести глаз от останков твари. – Старые охотники про таких рассказывали. Лесовеков Великий Био в наших лесах извел, великим пламенем выпалил, как и всю прочую нечисть… – Легоша благоговейно поднял вверх руки. – Слава ему, во веки веков!

– Слава, – без особого благоговения откликнулся Ратибор. – Мне матушка покойная про таких тварей рассказывала. Залучит, мол, хищное дерево какую-нибудь молодку к себе в тенета и… От такой связи лесовек и рождается. Ублюдок. Хищный, подлый… Чем ближе к Москве, тем таких больше.

Вообще-то, матушка много чего Рату рассказывала, в том числе – и про племенное божество, Великого Био. Была она нездешней, из Москвы, разрушенной во время Последней Войны почти до основанья и полной всяких гнуснейших тварей. Нормальные обычные люди там остались только в подземельях Кремля, да так почти двести лет там и жили, и выбрались на поверхность сосвем-совсем недавно. А до того времени матушка Рата была добытчицей, одной из немногих женщин, которой дозволялось выходить из бункера на поиски необходимых материалов. Очень ловкая и сильная, вдобавок на нее не действовала радиация… которая была и здесь, в пределах Коломенских башен. Во время рейда женщину захватили жуткие дикари-мутанты нео-люди (или, для краткости, просто – нео). Затем пленницу то перепродавали, то проигрывали в кости, то она сама сбегала, пока не очутилась в конце концов в Пятницкой башне, на развалинах бывшей Коломны.

Еще до всех этих ужасных событий успела забеременеть от дружинника Кремля, вскоре погибшего на ее же глазах от дикарского копья, а родила уже здесь, так что Ратибор по крови-то был чужой, нездешний. И чем старше становился, тем больше все это чувствовал. И уставал меньше других, и был очень ловким, и оружием владел так, что учителя-воеводы удивлялись – все схватывал на лету, перенимал любые приемы. И раны у Рата заживали гораздо быстрее, затягивались прямо на глазах. Но об этой своей особенности парень старался помалкивать – мать научила. Хорошая была женщина, жаль, умерла рано – четыре года назад.