Михаил Катюричев - Эквилибрист. Путь долга [litres]

Внезапно наступившая тишина бьет, словно кувалдой. Замираю, приходя в себя, оглядываюсь. Комната, большая и богато обставленная. Камин, несколько кресел, столик, пара шкафов, но внимание привлекает роскошный ковер на полу. Тянет от него… чем-то. Откидываю угол ногой в сторону и с удивлением рассматриваю изображенную на полу фигуру. След магии я и почувствовал, но сама печать совершенно незнакома – ни одного угла, какие-то петли и узлы. С таким я еще не сталкивался. Поразмышлять, что бы это могло быть, мне не дали. Дальняя дверь распахнулась, и на пороге возник маг. Вот его печать была вполне стандартной. Точно не скажу, но что-то похожее я видел у гальдорских рыцарей-псов. Ну, на меня такие вещи не… Действуют! Действуют, разорви меня крайс! Со все нарастающим ужасом чувствую, как тело каменеет, отказываясь подчиняться, а перепуганный разум мечется в этой клетке, судорожно ища выход. В глазах темнеет. И вдруг темнота вспыхивает оттенками черного, пламенем абсолютной, нечеловеческой ярости. Не жалкий, испуганный человек, не заблудившийся демон – Лорд Разрушения бросается вперед, легат хаоса. И хаос обретает форму, вырываясь наружу. Я чувствую себя ветром, неудержимым потоком энергии, чувствую, как он проходит сквозь неудачливого мага. Кажется, я могу рассмотреть, пощупать каждый атом его бренного тела, скользя между ними.

Пять глубоких вдохов, чтобы прийти в себя, снова ощутить тяжелое человеческое тело, человеческое «я». После оглянуться назад, где в пяти шагах за спиной все исходит остатками силы да оседает пепел, кружимый потоками воздуха. Дверь, в которую вошел маг, приоткрыта. Аккуратно заглядываю в комнату. Похоже, спальня. Первое, что бросается в глаза, – огромная резная кровать со сломанным балдахином, чьи крепления белеют щепой на изломе. Сама ткань полога валяется рядом, лишь частично прикрывая обнаженное тело на белых простынях. Тин, кажется, не спит, глаза полуприкрыты, но на происходящее не реагирует никак. Руки заведены за голову и прикованы к спинке кровати, но освободиться рахудени даже не пытается. Крик, движение сбоку, маркиз бросается на меня из какой-то ниши, скрытой портьерами. В одних портках, с каким-то нелепым канделябром, он не представляет опасности, но утомленное, издерганное сознание просто не успевает. Удар, хруст ребер – и окровавленная ладонь в белой некогда перчатке выходит из спины, по пути превратив в ошметки чужое сердце. Прах и пепел! Маркиз ведь единственный источник информации! Но еще не поздно, сколько там живет мозг после остановки сердца?

Нет, я действовал аккуратно, пытаясь дотянуться до тускнеющих облачков чужих воспоминаний, но что-то опять пошло не так. Меня попросту засосало во внутреннее пространство чужого разума. Пытаясь вырваться из липкого киселя, вспыхивающего жуткими кислотными цветами, перемежая молитвы ругательствами, я все силился понять, кому же из богов я так не угодил? Потому что хуже, чем сознание умирающего, может быть только сознание умирающего безумца. Но сдаваться рано. Есть еще шанс, если удастся добраться до стен черной цитадели, что всегда пряталась во тьме за моей спиной. Стен? Ха! Обернувшись, я увидел, как грандиозная башня рассыпается пеплом, закручиваясь в воронку невиданного смерча. Смерч рвет липкий кисель в клочья, подхватывает меня, и какое-то время я мотаюсь между небом и землей в самом центре обезумевшей стихии.

Когда меня наконец выкидывает из этого безумия, требуется некоторое время, чтобы осознать окружающее. Комната плывет перед глазами, в нос бьет мерзкий запах дерьма и крови. Тело маркиза передо мной словно попало в гигантскую мясорубку – ни одной целой кости, ни одного неповрежденного органа. Впрочем, нет – голова еще вполне узнаваема. Это что, я? Судя по количеству крови на доспехах и костюме – действительно я, не приходя в сознание. Что невозможно, согласно современной науке – при глубоком погружении менталист двигаться не может, застывая словно статуя. Призрак безумия и яркие картины того, что может сотворить сошедший с ума разрушитель, заставляют мобилизоваться. Рациональная часть моего «я» все же берет верх над эмоциями.

Аккуратно подхожу к Тин. На мое приближение она не реагирует, словно находясь в каком-то трансе. Наручники от прикосновения просто рассыпаются пеплом. Не удержавшись, провожу по рыжим волосам, оставляя на них грязный кровавый след, аккуратно заглядываю в глаза. Ой как все плохо! Глаза мутные, бледные, словно бы остекленевшие. Не отпуская взгляда, ныряю внутрь зрачков. Внешнюю зону пролетаю, не встретив сопротивления. В принципе так и должно быть: Тин – моя жена, и у нее свои понятия о покорности. Но вот мертвая долина, сменившая склон действующего вулкана, мне не нравится.