Артем Мичурин - Полведра студёной крови

– Чего тебе? – огрызнулся я на пробежавшего мимо парнишку за косой, как мне показалось, взгляд.

– Ни… ничего, – побледнел тот.

– Катись.

Малец подобрал выпавшую из ручонок удочку и припустил что есть духу.

Нет, нельзя так. Нельзя бросаться на каждого из-за своих смутных подозрений. Я ж не параноик, в конце концов. Вот приду в себя, окрепну и тогда возьмусь за решение этой проблемы комплексно.

И потянулись гнусные осенние деньки, в которые я занимался своим привычным делом – убивал. Но на этот раз всего лишь время. Я грелся на редком в этих местах сентябрьском солнышке, сидя на полене во дворе, и при этом наблюдал, как детишки заканчивают со сбором урожая. Несколько раз приезжала та самая толстуха – работница с фермы в Чашкинцах. Олина тётка со своим мужиком там развернулись не на шутку, так и не дав разгуляться в лавке семейству Чёрных.

Прознав о моём воскрешении, вернулся партизанивший в лесах Красавчик. Сукин сын не только не отощал на самообеспечении, но и умудрился нагулять с десяток новых килограммов, заматерел. Учитывая уйму свободного времени, от которого уже начала ехать крыша, я решил натаскать моего питомца как охотничьего пса. Должна же быть от зверюги хоть какая-нибудь польза в этой новой жизни. Ещё когда он принёс мне того вонючего бобра, возникла мысль приспособить Красавчика таскать из лесу свежее мясо на регулярной основе. Но поскольку добыча поважнее бобра в тот момент ускользала у меня из рук, этот вопрос пришлось отложить на потом. И вот это «потом» наступило. Я толкнул перед Красавчиком проникновенную речугу на тему, что когда хозяин сыт и доволен, то и ему будет хорошо, и отправил животное в лес. И надо сказать, мой четвероногий товарищ начал делать успехи. Добычу он находил легко. Ведь здесь, на Урале, зверья и раньше водилось немерено, а с сокращением поголовья рода человеческого дичь размножилась просто в неприличных масштабах, явно требующих коррекции в сторону уменьшения.

Но найти – это полдела. Поначалу Красавчик просто пожирал всё, что удалось поймать. Видимо, чувство вины там, у плотины, было сильнее чувства голода, а сейчас отхлынувшая от головы к желудку кровь уносила с собой всё, что было сказано накануне. Но на четвёртый день Красавчик всё-таки принёс тушку горностая, хотя и изрядно погрызенную. На следующий день был заяц, от которого осталось чуть больше. И вот к концу второй недели зверюга в буквальном смысле слова насобачилась приносить пригодные для употребления в пищу охотничьи трофеи, не забыв перед этим набить собственное брюхо. Однажды этот засранец притащил дохлого парнишку, на вид лет пяти, за что сразу же получил втык. Проблемы нам тут не нужны. Ну ничего, я вот окрепну и тоже заделаюсь охотником. Копаться в земле – это не моё.

Вместе с первым снегом на ферму заявились Фёдор и Олина тётка. Про неё можно было сказать – невзрачная деревенская баба, умеющая, однако, взять быка за рога, и с какой-то злинкой в глазах. Он – краснощёкий удалец лет пятидесяти от роду, казалось, дышащий здоровьем из всех щелей.

Поручкались. И пока гости столовались, я, ковыряя щепкой в зубах, размышлял – сразу завалить козла за его поползновения в нашу с Красавчиком сторону или пока погодить, присмотреться.

Ольга, словно почувствовав моё настроение, весь вечер крутилась между нами, словно «мамка» между клиентом и шлюхой. Однако взаимной любви не вышло, но самогон сгладил углы и навёл мостки, позволив побазарить по делу и без оного.

– А что, в городе спокойно? – спросил я, поглаживая свою такую непривычную бороду. За лето и башка, и морда заросли до неприличия, но бриться – сам не знаю, почему – пока не стал. Теплее так, что ли.

– В городе спокойно, – Фёдор подцепил вилкой маслёнка и отправил его в рот, – а вот на соликамском тракте шалят. Никто не знает, что за люди. Наши говорят, что это соликамские после убийства Хряка, – дядька ухмыльнулся и снова потянулся за грибочками, – совсем с катушек съехали, а соликамские утверждают, что это гон и, наоборот, березниковские рамсы попутали и теперь на тракте лютуют. Короче, теперь им к нам, а нам к ним ходу нет.

– И что, нынче никто чужой в оба города нос сунуть не может? – поинтересовался я, разливая.

– Точно так. Наших от ихних легко отличить. У нас народ всё больше простой, а в Соликамске какой-то ёбнутый. Одевается странно, чуть что, по-английски базлает. Порядки там у них тоже странные. Даже толкучка какая-то не такая. Нашего там сразу пропалят и уделают. Так вот… Хотя погоди, появился там один не местный. Аж из самой Москвы. Лёхой-Москвой и кличут.