Джош Рейнольдс: Смертельный шторм

Когда ударная волна флота-улья Левиафан разлилась по системе Криптус, Империум встретил её всеми силами, которые смогли собрать Астра Милитарум, Адепта Сороритас и гвардия правящей династии Флаксов. Но орбитальная оборона и многочисленные огневые валы оказались неподходящими для этой задачи. В течение одного цикла тиранидские споры заполонили небеса всех крупных миров в системе Криптус. И вот теперь, наконец, прибыли космодесантники Кровавых Ангелов и Расчленителей, дабы лишить чудовище своего пиршества. Хотя система и была потеряна, они, по крайней мере, могли уменьшить количество биомассы, которую флот-улей мог бы переработать и использовать против Ваала.

Всё это пронеслось в сознании Карлаена, пока он наблюдал за вступившим в бой флотом Кровавых Ангелов. Сражение было образчиком ярких цветов и разгульной ярости даже в холодной, лишенной воздуха пустоте космоса, и пока он обдумывал это, то почувствовал, как в нем что-то всколыхнулось — что-то сродни настойчивому, красному гулу глубоко под поверхностью его мыслей. Оно было с ним со дня его Сангвинации, но знакомство не породило привязанности. Его отражение уставилось на него изнутри слегка мерцающей поверхности визио-порта. Избитое лицо, грубое и квадратное, лишенное всего, кроме черт его прежней внешности — кислотные шрамы ямками покрывали его щеки и челюсть, волосы представляли собой седеющую золотую щетину, упорно цеплявшуюся за кожу головы, а нос разбивали и восстанавливали уже не один раз. Бионический глаз занимал место уничтоженной глазницы, и магна-линза протезированного ока жужжала своей жизнью, пока он рассматривал свое отражение, выискивая какое-то мелочное несовершенство, которое не мог назвать.

Он был облачен — это были его право и честь, как командира Первой роты — в благословенную терминаторскую броню. Это был самый прочный и самый мощный вид персонального доспеха, когда-либо разработанный Империумом Человечества: тяжелый кроваво-красный панцирь из скрепленных керамитовых пластин, гравированный позолотой и латунью, усиленный деталями из пластали и адамантия, и всё это приводилось в действие толстыми пучками электрических волокон и внутренних суспензорных пластин.

Понадобилось двадцать одетых в красное слуг ордена и тупых, лоботомированных сервиторов, чтобы облачить его в доспех. Это произошло часами ранее, когда впервые возникла перспектива абордажного боя — они работали лихорадочно, соединяя пучки волокон с узлами, используя при этом паукообразные механические конечности, обладавшие нечеловеческой точностью, необходимой для подобной щепетильной задачи. Другие прочищали вентиляцию и восстанавливали давление в клапанах и пневматических сервомышцах, позволявших ему двигаться, в то время как старшие слуги, чьи позолоченные маски не выдавали никаких эмоций, полировали керамит сладко пахнущими мазями и благословенными маслами, взывая к примитивной душе древней реликвии и побуждая её к гневному пробуждению. Броня была тяжелой и мощной, и, в те моменты, когда он поддавался соблазну поэтичности, Карлаен думал, что это может быть кратчайшим путем к воплощению Слова Бога-Императора в суровую реальность.

Карлаен поднял руку, его пальцы заскользили по контуру «крукс терминатуса» на его левой плечевой пластине. Было сказано, что символ содержит в себе осколок терминаторской брони самого Императора, которая была разбита в последнем, катастрофическом поединке с Архипредателем столетия назад. При этой мысли у Карлаена перехватило дыхание, его зрение затуманилось, а красный гул стал громче: там, где раньше был ритмичный стук, теперь раздавалось биение, как если бы по стенкам его черепа, стараясь освободиться, колотила тысяча молотов. На мгновение его зрение помутилось, и он увидел другое лицо, не свои собственные знакомые избитые черты, а красивое и сияющее лицо, которое он узнал, но не мог назвать, искаженное потерей и болью, подобные которым не мог вынести ни один смертный, и услышал шелест огромных крыльев, почувствовал прилив тепла и боли, и его пальцы коснулись поверхности закаленного пустотного стекла.

Он закрыл глаза, сглотнул, снова открыл их и обратил свой взгляд на витражи, находящиеся на периферии визио-порта. Они изображали сцены из имперской истории — нахождение Сангвиния Императором на Ваале Секундус; Сангвиния, ангелокрылого и сияющего, принимающего командование Девятым Легионом; прочие сцены, десятки, сотни, все они описывали славную историю Кровавых Ангелов, историю, что сотворила Карлаена и сделала его тем, кем он стал.