С. Микхайлов - Мир закрытых дверей

– Жанна, что все это значит?! – воскликнула мать. – Почему ты ушла от его высокопревсхв?… Тьфу! От министра! Что случилось?

– Я ушла, – спокойно ответила Жанна.

– Что значит: ты ушла?! Ты вообще понимаешь, что говоришь?! Как это так: ушла?! Так просто оттуда не уходят.

– А я просто взяла и ушла.

– Ой, ну что это такое за наказание! Жанна, что ты делаешь? Зачем? Ну, доченька, тебе такое счастье привалило, какое раз в столетие бывает, а ты все портишь. Ну, как так можно?

Константин положил ложку и внимательно слушал.

– У меня сегодня нет настроения, – сказала Жанна. Она не хотела очередного скандала, но ее голос сам по себе начал звучать громче и резче: – Мама, пойми, это моя жизнь, а вы с отцом в нее вмешиваетесь. Я уже выросла.

– Она выросла! Подумать только! Да, Костя?

Отец пропищал:

– Выросла, но осталась маленькой девочкой.

– И что вы теперь прикажете мне делать? – с ехидством спросила Жанна.

Мать тут же ответила:

– Я сказала Димитру Николаевичу, что ты возвращаешься. За тобой скоро приедет машина.

– Зачем ты это сделала, мама?

– Потому что так надо – так правильно. Ты должна вернуться к его высокопревосходительству.

– А если я не хочу? Вы обо мне не думаете совершенно!

– Именно о тебе и о твоем будущем мы и думаем. О ком нам думать еще? У нас больше никого нет. Мы хотим, чтобы ты жила по-нормальному, по-человечески – и такое будущее тебе может обеспечить только Николай Александрович.

– Он – министр! – добавил отец.

Жанне казалось, что родители смотрели на нее с той ядовитой завистью, с какой некоторые люди смотрят на иностранцев, потому что тем повезло родиться в другой стране, где все хорошо и благополучно.

– Доченька, посмотри на нас, – продолжила мать, – видишь, как мы живем и чего достигли? Зачем тебе такая жизнь? Ты достойна лучшего. Я, конечно, понимаю, что Николай Александрович далеко не идеальный мужчина, он сильно старше тебя, но он может дать тебе все, чего ты захочешь. Вспомни, милая, как ты радовалась, когда вы только познакомились на том новогоднем вечере, какие чудесные подарки он тебе дарил. Как он о тебе заботился. И сейчас заботится!

– Но я его не… – Жанна не смогла договорить, прослезилась.

– А это и не важно. Не стоит жить старыми фильмами – там все преувеличено.

– А как же ты с отцом?

Лариса замолчала. Константин тоже молчал.

– Она меня соблазнила вкусными обедами, – произнес отец. И Лариса тут же добавила:

– А тебя Николай Александрович соблазняет всеми возможными прелестями мира. А ты отказываешься!

– Он меня под… – Жанна снова запнулась на полуслове.

– Нет, нет, – отозвалась мать, – это совсем другое. Хотя, конечно, расчет тут присутствует – но твои выгоды от этого союза столь очевидны и неоспоримы, что просто глупо отказываться.

Жанна встала и, ничего более не говоря, отправилась в свою комнату. Лариса молча проводила ее печальным взглядом, а затем обратилась к Константину:

– Слушай, Костя, через пару минут поди-ка к ней в комнату и вразуми ее – у тебя это хорошо получается, когда ты беседуешь с ней один без меня. Помнишь, как ты ее убедил в прошлый раз? Я тебя очень прошу: уговори ее. Скоро за ней приедет машина – Жанна должна быть готова к тому времени. Иначе нам нормальной старости не видать, как своих затылков. Да и ее будущее должно быть светлым.

– И все-таки ты меня соблазнила не только своими чудесными обедами! – сказал Константин.

– Она там найдет, кого любить. Богатого, красивого. Я верю в это.

Жанна спускалась по ступеням пятиэтажки медленно. Отец шагал следом. Лариса осталась в квартире. Непристойные надписи на стенах щекотали периферийное зрение. Сколько их ни замазывали, но безобразное творчество местных подростков продолжало прорастать и расширяться, подобно плесени. Угрюмый участковый лишь развел руками, потому что одинокая мать этих проказников имела при себе розовый листок инвалидности. С поржавевших перил давно исчезли деревянные поручни, и оголенный металл неприятно холодил руку Константина, когда тот придерживался за арматуру, переступая с пролета на пролет. Первый этаж встретил путников влажной вонью протекавших в подвале труб – даже настежь открытая входная дверь не избавляла от этой напасти: неприятный запах сочился откуда-то снизу через неведомые тараканьи щели и мышиные норы, прогрызенные сквозь трухлявые кирпичи и крошащийся бетон.

На улице Жанну обдал свежий мартовский ветерок, но прогнивший воздух двора никуда не делся. На скамейке сидели доисторические бабуси, закутанные в шершавые платки угрюмых цветов вечной старости, на детской площадке под возвышающимся остовом некогда скрипевших качелей играли ребятишки, за которыми присматривала одной из мамаш – она рефлекторно улыбнулась Константину, и тот ответил ей: