Мария Ровная - Диалоги о ксенофилии [СИ]

– А-а, на Теллур…

– Вы ведь там бывали?

– Он интересен лишь тем, что его биосфера почти идентична земной, и социум развивается аналогично. Так что экзотики там маловато.

– Да Вы только послушайте! Они летят на коронацию монарха Ареньолы – коронацию! Ведь это всё равно, что попасть за круглый стол короля Артура!

– Если Вам так хочется увидеть это зрелище, Вы, наверное, сможете пройти на станции ускоренный курс адаптации и слетать на пару дней в Ареньолу. С опекуном, конечно.

– А Вы не согласились бы стать моим опекуном?

– Честно говоря, меня туда не тянет, – Анна зябко повела плечами. – Шумно, тесно и грязно. Найти опекуна – не проблема; главное – разрешит ли координатор станции. Я не знаю, кто там сейчас…

– Ильегорский.

– А-а. Тогда мечты Ваши безнадежны. Юлий не даст Вам допуска.

– Почему?

– Он принимает себя слишком всерьёз.

Вадим сел, чтобы лучше разглядеть выражение её лица.

– Вы с ним знакомы?

– Была когда-то. Он тогда жил в Ареньоле, а я – в Брайланте, это соседняя страна.

– Ну, и… – он хотел спросить: «Из-за чего вы поссорились?» – но сформулировал уклончивее, – из чего Вы заключили, что он воспринимает себя слишком всерьёз?

– Прошло столько лет, что с тех пор он мог и повзрослеть, – лениво отмахнулась Анна. Потом вздохнула и села на край низкого ложа. – Впрочем, извольте. Юлий ударился в частную благотворительность. Купил маленького раба и принялся, как Жан-Жак Руссо, воспитывать из него перл творенья и…

– Что же в этом плохого? – перебил её Вадим.

– Ничего, – мягко ответила Анна. – Каждый из контактёров рано или поздно совершает нечто подобное. Стремление устроить чью-то конкретную судьбу независимо от глобальных коррекций ментосферы более чем естественно и человечно, равно как и стремление одарить хотя бы одного теллурийца достижениями земной культуры. Счастливее он от этого, конечно, не станет, но счастье – ценность иллюзорная, оно лишь эпифеномен, побочный продукт смысла… Плохо то, что этот гуманоидный детёныш по сути стал для Юлия орудием его тщеславия, – задумчиво говорила она, глядя сквозь Вадима. – Не сразу; первый порыв был вполне благороден: спасти и сохранить. Но затем из лучших побуждений Юлий стал строить жизнь гуманоида так, как сам считал нужным. Власть над чужой душой, самая могучая и жестокая – власть любви, почтения и благодарности; ощущение, что он – как воск в твоих руках, ты можешь вылепить из него всё, на что хватит твоего мастерства и таланта, у тебя есть крупный шанс – создать, сотворить гения!

Говоря это, она встала и с высокомерной усмешкой протянула руки, словно управляя марионетками. Забывшись, Вадим глянул вниз – и на мгновение увидел на тёмном ковре покорных маленьких человечков…

Анну передёрнуло. Она прыгнула на ложе, свернулась уютным клубочком, обняв колени и уткнувшись в них подбородком.

– А может быть, он в самом деле знал, что лучше? – проговорил Вадим. – Может быть, у него хватало и мастерства, и таланта?

– Безусловно, – кивнула Анна. – Ильегорский – весьма и весьма незаурядный человек. И ксеносоциолог блестящий. Но даёт ли это ему право определять, как жить другим? Вот Вы – согласились бы, чтобы кто-нибудь – да пусть сам Гьяраччи! – решал за Вас?

– Ну, так то я… – возразил Вадим.

Анна улыбнулась и взглянула ему в лицо. Его зазнобило. Обычно она не смотрела в глаза. Этот звериный, ускользающий, словно таящий глухую угрозу взгляд иногда раздражал Вадима. Но выдержать его прямой, пронзающий насквозь, из бесконечности в бесконечность летящий зелёный луч было ещё тяжелее.

– Но Ильегорского Вы не переубедили? – заметил он.

– Зачем? – удивилась Анна. – У каждого свои убеждения. Я только спросила его, объяснил ли он подопытному сущность эксперимента, заручился ли его согласием и что намерен делать в случае отрицательного результата.

– О-о, я знаю, как Вы умеете спрашивать! Помните Люка Валетти? Один Ваш вопрос: «Штурман, почему не внесли поправки к траектории?» – и Люк ушёл из Звёздного флота.

Анна звонко, как девчонка, расхохоталась.

– А что Ильегорский? – допытывался Вадим.

– Он назвал меня циничной гарпией, иезуиткой и Лысенко от психологии, перестал отвечать на мои письма, аннулировал собственную официальную просьбу о моём переводе из Брайланта в Ареньолу и стал выступать на каждом совете станции с требованием убрать меня из системы, за что и получил клички «Катон» или «Делендам» 1, – весело перечислила Анна. – Поэтому Вы можете быть спокойны, милый Дим, и с лёгкой душой лететь на Землю Брандуса: я останусь в Вашем распоряжении.