— Это «тинто», — ответил Кавендиш, — «прощальная песнь тем, кто скоро умрет».
Джаг побледнел.
— Как это?
— Ты слышишь гимн Костяного Племени, — пояснил Кавендиш. — Члены этого Племени — каннибалы, проще говоря, те, кто ест человеческое мясо.
На лицах троих мужчин отразились одновременно ужас и отвращение.
Кавендиш задумчиво продолжал:
— Любопытно то, что они обитают очень далеко отсюда. Мы будем пересекать их территорию только через четыре-пять дней… Обычно они не проявляют к нам враждебности, но во избежание конфликта мы платим им дань, и тогда они пропускают поезд.
Тяжелое предчувствие шевельнулось вдруг в душе Джага.
— Какую дань? — обеспокоенно спросил он.
— То, что они требуют: женщин и детей.
Джагу показалось, будто чьи-то ледяные пальцы сжали его сердце. Перед глазами у него поплыли разноцветные круги, и он едва совладал с собой, чтобы не потерять сознание.
— Это те, кто едет в вагонах, прицепленных в Томболл Пойнт? Так вот, что их ожидает!
Кавендиш молча кивнул.
— А я-то думал, что их везут в дар Сумасшедшему Проктору!
— Они тоже так считают.
— Но ведь это подло, такого нельзя допустить!
Жалобная мелодия звучала все выше и пронзительней.
— Знаете, на чем они играют? — спросил Кавендиш.
— Флейта? — предположил Стил.
Кавендиш отрицательно покачал головой.
— Бедренная кость человека. И мне совсем не хочется стать материалом для изготовления этого инструмента!
Джаг снова почувствовал приступ тошноты. Бесполезно убеждать их в чем-то. Каждый думает лишь о спасении собственной шкуры, и, по большому счету, это можно понять. Его воображение рисовало ужасные картины. Монида и Энджел… Конечно, были другие женщины и другие дети, но нельзя же нести крест за всех!
Внезапно мелодия оборвалась. Наступила зловещая тишина. Еще более тягостная, чем эта дьявольская музыка.
— Уходим! — решительно сказал Кавендиш. — Попробуем избежать неприятностей!
Охваченные тревогой и ужасом, они побежали к дрезине.
До вокзала добрались без приключений. Но там их ждал сюрприз.
— Негодяи! — выругался Джаг, указывая на голову ребенка, привязанную за волосы к языку колокола, который больше не звонил.
Вытащив из ножен саблю, Джаг одним ударом перерезал длинные волосы. Голова покатилась по песку. Колокол зазвонил снова.
— Бежим! — крикнул Джагу Кавендиш. — Никого не видно! Может быть, нам удастся выпутаться из этой истории без особых проблем!
Все четверо бежали по рыхлому песку, как вдруг из-под земли вырос лес рук, хватающих все, что оказывалось в пределах досягаемости. Стила схватили за щиколотку, и он, как подкошенный, с воплем рухнул на землю.
Вслед за руками появились и силуэты людей, которые прятались в узких щелях, вырытых в земле, перекрытых досками и для маскировки присыпанных песком.
Перепуганный Джаг насчитал восемь человек, вооруженных кастетами, мачете и дротиками.
Начался жестокий рукопашный бой. Стил не успел даже приподняться. Кастет дикаря раздробил ему череп, и охранник умер, так и не поняв, что происходит.
Грег, хотя и вооруженный винчестером, оказался в трудном положении. Винчестер — не самое лучшее оружие для ближнего боя. Зажатый со всех сторон, он не смог устоять перед превосходящими силами противника. В спину ему вонзился дротик, а мощный удар мачете развалил ему голову пополам от макушки до подбородка.
Подавляя в себе страх, Джаг рубил направо и налево, окруженный гримасничающими рожами дикарей, увешанных ожерельями из человеческих костей, ушей и засушенных атрибутов мужского достоинства.
В пылу боя у него не было времени думать о судьбе Кавендиша, но по грохоту выстрелов он понял, что тот еще жив.
Чуть дальше, на расстоянии броска камня, стояла дрезина. Но Шер не мог вмешаться в ход боя, боясь выкосить пулеметным огнем не только дикарей, но и своих товарищей.
Неожиданно для атакующих Джаг бросился на землю и, лежа, стал с бешеной скоростью наносить вокруг себя круговые удары, дробя противникам колени, перерубая кости и сухожилия. Таким образом ему удалось сбить с ног сразу несколько человек, и ряды нападающих значительно поредели. Этот прием старый Патч рекомендовал применять только в безвыходных ситуациях.
Сжав зубы, Джаг с ненавистью обрушился на поверженных врагов. Теперь он с удвоенной силой орудовал тяжелым клинком: одним ударом отсекая головы и насквозь прорубая грудные клетки. Он забыл, что такое жалость, он стал глух к мольбам о пощаде, он не замечал выражения предсмертной тоски на лицах противника…
Читать дальше