Джон Миллер - Кеноби

Но для выживания требовалось кое-что еще.

Тот, кого звали Оррином, теперь только жалобно блеял часами напролет. К нему привязали сторожевого массиффа, чтобы бывший поселенец не уполз куда-нибудь, но это казалось маловероятным. А’Ярк сомневалась, что он долго протянет. Однако, провозившись на гробнице несколько часов, Улыбчивый заставил влагоуловитель работать, а иного и не требовалось. В этом сезоне из всех тускенских кланов только подопечные А’Ярк будут пить воду и крепнуть.

Да, забирать воду с небес было запрещено. Но А’Ярк и раньше не особо жаловала разные суеверия. Ни один из небесных братьев не был достоин уважения. Какой тогда смысл оберегать их небеса? Металлический нож, вонзенный в облака? Они этого заслуживали.

За считаные часы вода начала преображать остатки племени. Она была сладкой на вкус — волшебной, говорили старики. Дети, лежавшие при смерти, начали крепнуть. Банты стали работать дольше. Даже горстка уцелевших воинов смелее рвалась в бой. А’Ярк была рада любому прогрессу. Иногда маленькое святотатство помогало выжить.

И они выживут. Должны выжить, потому что впервые народ А’Ярк осмелился думать о завтрашнем дне.

Другие тускены видели, как защищался Бен, — видели чудовищную тучу, которую он поднял над Столпами, видели труп крайт-дракона. Наверное, неспроста эти могучие колдуны появляются среди песчаных людей. В следующей главе истории солнц ее клану суждено сыграть некую роль. Как никогда страстно тускены высказывали свои мечты о приходе могущественного иноземца, который поможет уничтожить врагов.

Бен не станет этим иноземцем. А’Ярк предупредит других тускенов, чтобы те обходили его дом стороной: брать у него нечего, а раздражать чародея слишком накладно. Это не имеет значения, говорили верующие: придет кто-то другой. Но хотя А’Ярк поощряла в своих подопечных всякую надежду, которая возвращала им жажду борьбы, сама она ждала иного дня.

Дня, когда клан поймет, что никакой таинственный чужак ему не нужен — что у него уже есть настоящий вождь.

С этой мыслью А’Ярк снова вонзила гадерффай в спину предводителя джав. Да, жизнь — это страдание. Но она не лишена определенных радостей.

«Бестинианка» висела над сияющим золотистым полумесяцем Татуина. Эннилин стояла перед гигантской обзорной панелью в своей каюте и смотрела вниз. Она впервые видела свою планету в таком ракурсе, и это было так ново, так необычно. Под этим углом в атмосфере планеты было заметно больше облаков, чем она когда-либо видела с поверхности.

Алдераанский покровитель Бена, кем бы он ни был, позаботился не только о ее зачислении в университет, но и о каюте первого класса. «Бестинианка» отправлялась только утром, и Эннилин решила было поселиться с детьми в гостинице «Двойная тень». Но апартаменты на корабле оказались просторнее любого номера, который можно было снять на площади Кернера, и поэтому семья, занеся вещи, просто осталась на борту.

Они спустились обратно на планету лишь для того, чтобы закрыть банковский счет и избавиться от новеньких лендспидеров Глоумера. Один они оставили на парковке салона Гарна Делруа, прикрепив записку с извинениями. В конце концов, тот, сданный в аренду Оррину JG-8 обратно он уже не получит. Второй продали автосалону близ космопорта. Вырученные деньги — плюс еще немного, сколько Эннилин могла себе позволить, — были сложены в пакет и отправлены в Надел на имя Лили, чтобы та распределила их среди участников фонда «Клич поселенцев».

Слишком мало. Но это необходимо было сделать.

Старт Эннилин едва почувствовала. Не желая все время торчать у окна, как дети, она бесцельно бродила по кораблю, кружившему на орбите в ожидании челнока с другими пассажирами. На борту «Бестинианки» Эннилин прохаживалась в своем шикарном чандриланском платье, которое когда-то подарил муж; наконец-то нашелся повод его надеть. Но ощущения, что Татуин уже позади, не было.

Нет, мысленно она была внизу, в маленькой хижине у отрогов гор. Узнав, что Бен отказался ехать с ними, Келли чуть не разрыдалась; Джейб же попросту растерялся. Их мать испытывала оба чувства. Она ходила и размышляла, прокручивая в памяти каждый краткий миг, пережитый с ним вместе, думая о том, как она могла неправильно его понять.

Эннилин не знала, стоит ли вообще верить рассказу Бена о ребенке, и раз за разом спрашивала себя, не слишком ли поспешно она ушла. Двуличие Оррина задело ее за живое, и слова Бена оказались тяжелым ударом. Но было ясно, что он действительно предан какому-то делу, которое заставило его поселиться в пустыне, и это было главное.