Мэри Лю: Победитель

Что подумает о Республике, когда узнает, чего она хочет от его брата?

12:01

Окружной уголовный суд Денвера.

72° по Фаренгейту в помещении.

Шесть часов до встречи с Дэем на балу.

289 дней и 12 часов со дня смерти Метиаса

Сегодня судят Томаса и коммандера Джеймсон.

Я так устала от судебных процессов. За прошедшие четыре месяца двенадцать сенаторов получили приговоры за участие в заговоре с целью убийства Андена – в том заговоре, который мы с Дэем сумели разрушить. Сенаторов казнили. Казнили и Рейзора. Иногда мне кажется, что каждую неделю приговаривают кого-то еще.

Но этот процесс особенный. Сегодня я точно знаю, кого судят и за что.

Я сижу на балконе, выходящем на круглую сцену зала судебных заседаний, руки мои в белых шелковых перчатках не находят покоя, тело беспокойно двигается под жилетом и черным пальто с рюшами, сапожки тихонько постукивают по балясинам ограждения. Мое кресло, изготовленное из искусственного дуба, обито мягким алым бархатом, но мне почему-то неудобно. Чтобы успокоиться и занять себя, я аккуратно переплетаю на коленях четыре распрямленные скрепки, пытаюсь сделать из них колечко. За моей спиной стоят два телохранителя. Сцену полукругом охватывают кресла двадцати шести сенаторов страны, облаченных в одинаковые ало-черные костюмы; их серебряные эполеты бликуют в освещении зала, от сводчатого потолка эхом отражаются их голоса, которые звучат по большей части безразлично, словно обсуждают не судьбы людей, а торговые пути. Среди сенаторов много новых людей – они пришли на замену предателям, которых Анден уже вычистил. Я отличаюсь от сенаторов золотисто-черным одеянием (даже семьдесят шесть солдат охраны облачены в алое – по два для каждого сенатора, два для меня, по два для других принцепс-электов, четыре для Андена и четырнадцать у переднего и заднего выходов. Такое количество военных означает, что обвиняемые – Томас и коммандер Джеймсон – весьма опасны и могут выкинуть что-нибудь неожиданное).

Я не сенатор. Я – принцепс-элект, а потому должна выглядеть иначе.

На двух других принцепс-электах такие же черные с золотым одеяния, как и на мне. Я оглядываюсь: они заняли свои места на других балконах. Когда Анден направил меня на стажировку как возможного принцепса, сенат вынудил его выбрать и других кандидатов. В конечном счете нельзя готовить к должности главы сената лишь одного человека, тем более если ему шестнадцать лет и он – девушка без малейшего политического опыта. И Анден согласился. Он назначил еще двух принцепс-электов, обоих с должности сенаторов. Одна – Мариана Дюпри. Останавливаю на ней взгляд: у нее вздернутый нос и налитые строгостью глаза. Тридцать семь лет, сенатор с десятилетним стажем. Она возненавидела меня с первого взгляда. Далее я смотрю на балкон, где сидит еще один принцепс-элект. Серж Кармайкл, раздражительный сенатор тридцати двух лет, выдающийся политический ум, он сразу же дал мне понять, что мои возраст и опыт не ставит ни в грош.

Серж и Мариана. Два соперника в споре за пост принцепса. От одной мысли о них руки опускаются.

На балконе в нескольких десятках ярдов от меня сидит Анден, окруженный телохранителями. Он, кажется, спокоен, обсуждает что-то с военным. На нем красивый китель с блестящими серебряными пуговицами, серебряными эполетами и нарукавными серебряными знаками различия. Время от времени он бросает взгляд на обвиняемых, стоящих на круговой площадке. Я несколько секунд смотрю на Президента, восхищаясь его спокойствием.

Коммандера Джеймсон и Томаса приговорят за преступления против народа.

Томас выглядит аккуратнее, чем обычно, если такое вообще возможно. Волосы его приглажены, и, очевидно, на каждый ботинок он израсходовал по банке крема для обуви. Он стоит по стойке «смирно» в центре помещения и смотрит перед собой с сосредоточенностью, которой мог бы гордиться любой коммандер Республики. Мне хочется знать, что происходит в его голове. Представляет ли он себе проулок рядом с госпиталем, где убил моего брата? Вспоминает ли неформальные разговоры с Метиасом (а их было немало) в те моменты, когда оба уже сдали смену? Или ту роковую ночь, когда он предпочел не помочь Метиасу, а предать его?

А вот коммандер Джеймсон кажется немного взъерошенной. Ее холодные бесстрастные глаза устремлены в мою сторону. Последние двенадцать минут она, не мигая, смотрит на меня. Я на несколько секунд перехватываю ее взгляд, пытаюсь увидеть хоть какое-то подобие души в ее глазах, но в них нет ничего, кроме ледяной ненависти и полного отсутствия совести.