— Смысл всегда есть и во всем, — повторил его собственное изречение старик, точно таким же неопределенным тоном. Потом какая–то новая мысль пришла ему в голову. Он поднялся на ноги и поманил Карла за собой. — Идем, я тебе что–то покажу.
Когда они зашли за землянку, старик показал Кранцу небольшую деревянную клетку, в которой мирно дремали две полевые мыши. Но как только они ощутили близость старика, то тут же стали беспокойно метаться из угла в угол. Наблюдая за ними, старик сказал слова, которые Карл в последствии вспоминал не один раз.
— Когда–то мне попалось три мыши: самец и две самки. Одна из которых была почему–то белой. Я оставил только серых. С тех пор прошло много времени, и каждый раз после появления потомства, я оставляю серую пару. Но рано или поздно все равно появляется белый мышонок.
— И что?
— Ничего. Когда надоест, я, наверное, оставлю белую мышь. Одну…
Однажды Карл выбрался из землянки и, не прощаясь со стариком, ушел. Тот, занятый своими мышами, толи не заметил его ухода, толи отнесся к нему совершенно равнодушно. Лес закончился неожиданно быстро, и Кранц остановился на опушке, ослепленный лучами солнца. Привыкнув к яркому дневному свету, он снова двинулся в путь и вскоре оказался у городских ворот. Встречавшиеся ему на пути люди подозрительно поглядывали в его сторону. Даже нищие выглядели лучше, чем он. Его грязная одежда была изодрана в клочья. К тому же от него исходил все тот же могильный запах, заставлявший прохожих обходить его стороной. Но Карл не обращал на это ни малейшего внимания, как будто заново осваиваясь в мире, который должен был покинуть навсегда. Он просто шел по узким городским улицам, пытаясь заново привыкнуть к шумной суматохе и различным запахам вокруг себя и жмурясь от пестрых красок, мелькавших у него перед глазами и круживших ему голову. Пошатываясь, Кранц наконец–то добрался до дома, в котором снимал верхний этаж, и остановился напротив входа, не решаясь зайти. Подняв голову, он понял, что в этом не было никакого смысла. В открытом окне верхнего этажа стояли вазоны, которых при нем никогда не было. Вскоре появилась и незнакомая ему женщина, принявшаяся поливать растения, что–то радостно напевая. Вдруг она увидела уставившегося на нее Карла и застыла на месте. Страх в ее глазах заставил Кранца сдвинуться с места и несколько часов бесцельно шататься по городу. Изредка он узнавал знакомые лица, но его не опознал никто. Окликнуть же кого–то из своих знакомых в таком виде Карл не решился. Когда на город опустились сумерки, он оказался на той улице, где жила Глория, и вскоре подошел к ее дому. До глубокой ночи простоял Карл в подворотне напротив, глядя на освещенные распахнутые окна, из которых доносилась музыка и жизнерадостные голоса. Потом один за другим стали выходить хорошо знакомые ему гости, всякий раз сопровождаемые гостеприимной хозяйкой. Кранц с жадностью ловил каждое ее слово, доносившееся до него. Но лишь когда служанка закрыла ставни и погасила свечи, он решился подойти поближе. Окно ее спальни все еще оставалось освещенным, указывая на то, что хозяйка все еще бодрствует. Когда Карл, наконец, решился постучать в дверь, та неожиданно открылась. Какой–то мужчина в сопровождении Глории вышел из дома и стал с ней прощаться, все время держа ее за руку и не сводя с нее глаз. Слова благодарности и восхищения хозяйкой ни на миг не переставали слетать с его уст. Глория же вежливо слушала своего гостя, лишь изредка вставляя для приличия критическое замечание по поводу излишних комплиментов. Не замеченный ими в темноте Кранц так с глупым видом и простоял до самого ухода мужчины, боясь пошевелиться и нарушить наблюдаемую им идиллию. Дождавшись ухода гостя, Глория собралась, было, вернуться в дом, но, что–то почувствовав или заметив, замерла на пороге, вглядываясь в темноту.
— Кто здесь? — спокойно задала она вопрос, но Карл даже не пошевелился.
— Карл, — скорее утверждающе, чем вопросительно сказала женщина, и тому не оставалось ничего другого, как выйти на освещенное место и, остановившись, дать возможность Глории рассмотреть себя.
Внешний вид Карла не произвел на Глорию никакого впечатления, в отличие от ее служанки, которая никак не могла избавить свое черное лицо от выражения брезгливости. Глория с присущим ей спокойствием отдавала распоряжения, а служанка с неприсущим ей недовольством их выполняла. Вскоре Кранц оказался в ванне благоухающей ароматами трав и принялся усердно соскабливать с себя грязь. Глория, сидя в кресле напротив него, не отказала себе в удовольствии насладиться этим зрелищем. Мягкая улыбка сошла с ее лица лишь тогда, когда она разглядела ярко–алый шрам на груди Карла. Заметив этот взгляд, мужчина смутился и погрузился поглубже в воду, ожидая неприятного для себя вопроса. Но женщина, правильно оценив его реакцию, не стала ни о чем спрашивать. Вместо этого она стала рассказывать новости сама.
Читать дальше