Лев Вершинин - Сельва умеет ждать

— Ну-с, — сказал он наконец, сурово супя брови и близоруко щурясь, — перейдем к четвертому пункту обвинения. Подсудимый, признаете ли вы, что с корыстной целью, находясь в сговоре с другими лицами, приняли от гражданина… (фамилия прозвучала неразборчиво) взятку в размере одного, в скобках, прописью, одного сантехнического изделия номер четыре нуля пятнадцать дробь четыре нуля пятьдесят один «бис», именуемого также (он запнулся) unitasis domis vulgaris?

Анатолий Иванович тяжело вздохнул.

С некоторых пор этот унитаз являлся ему во сне. Он ходил вокруг нар на мягких замшевых лапках, он урчал и ластился, с бесстыдной откровенностью фосфоресцируя в полумраке, он предлагал выпить на брудершафт и при этом почему-то просил именовать себя товарищем Шахразадой. Будучи неоднократно и энергично прогоняем, унитаз уходил, обидчиво вскинув гордо посаженный бачок, но потом возвращался опять, пеняя на собственное слабоволие и душевную склонность к общению с интеллигентными людьми. Впрочем, все это еще можно было терпеть. Но когда некоторое время тому «товарищ Шахразада» явился в черной шелковой повязке поверх вороного ока и, бойко помахивая гомеопатическими весами, сообщил, что гражданин Вороваев, он же Ворохуев, имеет право на один компофонный звонок, терпение Анатолия Ивановича лопнуло. Назойливый унитаз услышал все, на что так долго и упорно нарывался, после чего, судя по всему, все-таки оскорбившись, прекратил полуночные визиты. Но и теперь, хотя, конечно, гораздо реже, чем раньше, в уютный туман милых, традиционных тюремных кошмаров время от времени врывалось его ненавистное, наводящее оскомину бульканье…

— Нет, ваша честь, — устало сказал Анатолий Иванович.

Вошь-Тыкайло удовлетворенно кивнул.

— Хорошо. Сформулируем иначе: вы унитаз брали?

— Протестую, ваша честь! — привычно вскинулся Саня.

— Ась? — проснулся судья. — Протест отклонен.

— Но, ваша честь…

— Адвокат Казаржевский, делаю вам замечание за неуважение к суду, — уже в полудреме пробормотал судья.

— Так как насчет унитаза? — гнул свое прокурор. Розового такого, в золотую искорку?

К уютному посапыванию судьи приметалось басовитое всхрапывание заседателя и молодецкий присвист конвоя.

Устали все: процесс длился третий месяц, и каждый из участников, кроме, может быть, кибера-протоколиста, понимал — результат предопределен. Анатолий Иванович понимал это лучше всех.

У него было время поразмыслить.

И фрагменты мозаики, казавшиеся раньше хаотичной россыпью стекляшек, сложились в математически точный витраж.

Нелепые, а порой и страшные события последнего года, все эти невесть почему происходящие срывы поставок, забастовки на космоверфях, изрядно смахивающие на саботаж, и аварии на космодромах, весьма напоминающие диверсии, были звеньями одной цепи, крепко сваренной с прямой уголовщиной. Кто-то безмерно богатый, сильный и очень хорошо прикрытый на самом верху целенаправленно уничтожает структуру космофлота. Происходит, в сущности, именно то, на что намекал в своих туманных, но зловещих колонках покойный редактор «Вечерней Земли». Ворохаев не был близок с Борисом Федоровичем, не знал и не хотел знать истинных причин его гибели. Но еще тогда, помнится, он отметил, что господин Деревенко зарывается, поскольку за этакие намеки не то что журналистов, но и серьезных людей стреляют, как бешеных собак. А когда его мимолетный прогноз неожиданно осуществился, планетарный завхоз испугался. И запретил себе думать на эту тему.

Не получилось.

Следующим стал Игорек. Вернее, Игорька не стало. Согласно полицейскому рапорту, Игорь Николаевич Либертэ (Свобода (фр.).), первый зам начальника космофлота по безопасности движения, давний, добрый приятель Анатолия Ивановича, был скручен неизвестными в камуфле на пороге собственного дома, засунут в аэроджип и с тех пор исчез бесследно.

А через девять дней, опять-таки у собственного дома, сорока семью пулями из трех автоматов в упор разнесли в мелкие щепочки голову шефа планетарного арбитража. Судья Боб Уолвинд (Вихрь (англ.).), молодой, упрямый и очень симпатичный Анатолию Ивановичу, исхитрился за неполные два месяца опротестовать три конверсионных проекта, восемь арестов космофлотской недвижимости и около двух десятков толлинговых операций. Впрочем, об этом полицейские сводки умалчивали. Зато по всем стереоканалам, кроме Первого Независимого, обсуждались стоимость семейного бунгало, выстроенного еще старым судьей Уолвиндом, и причины бездетности самого Бобби.