Юрий Брайдер - Дисбат

— Так ты, значит, помер? — Синяков уставился на своего бывшего квартирного хозяина.

— Есть такое дело, — бодро кивнул тот. — Все водка проклятая. Заснул с сигаретой. Матрас-то и затлел. Пока соседи шухер подняли, я дымом задохнулся. Так, кажется, в свидетельстве о смерти написано? — он покосился на шамана.

— Так, так, — подтвердил тот. — Асфиксия. Отравление продуктами горения.

— Все бы ничего, да только ребята, когда гроб заколачивали, коры с меня сняли. Фарсовые были, со скрипом, — он пошевелил пальцами босых ног. — Суки поганые!

— Здесь на это внимания не обращают, — сказал Синяков. — Здесь форс совсем другой.

— Ты, когда вернешься, другую хату себе подыщи, — Стрекопытов потупился. — Эту я Клавке Метле завещал. Обвенчались мы после твоего отъезда. Хорошо хоть, что я ее накануне поколотил и на улицу вышиб. А то двоих бы хоронить пришлось…

— Не планирую я возвращения, — признался Синяков. — Здесь хочу остаться. Не мил мне больше белый свет. Люди там еще похуже бесов.

— Дело твое, — набычился Стрекопытов. — Мы образованным людям не указ.

— Прошу прощения, однако мне пора, — вежливо произнес шаман.

Оба исчезли, но перед этим их разнесло в противоположные стороны — Стрекопытова поглубже в преисподнюю, а шамана обратно в срединный мир.:

Но на этом череда интересных встреч не закончилась. Следующим визитером оказался Грошев, трезвый как стеклышко и как никогда серьезный.

— Обвинен в заговоре, направленном на свержение законной власти, — доложил он. — Как и следовало ожидать, убит при попытке к бегству на пути между кухней и туалетом.

— Прости, я не виноват. Я про тебя и словом не обмолвился. — Сегодня на Синякова обрушилось столько бед, что другому хватило бы на половину жизни.

— Кто тебя винит… Смерть — очень важная веха в жизни писателя. Уж и не помню, кто это первым сказал. Авось стану наконец популярным. — Грошев хорохорился, хотя лицо его заметно кривилось. — А ты здесь на каких правах? На покойника вроде не похож…

— Я здесь на птичьих правах, — попытался пошутить Синяков. — Могу и улететь в любой момент. Но скорее всего останусь.

— Стало быть, не хочешь возвращаться?

— Не хочу…

— Сволочь! Трус! Дезертир! — прямо в лицо ему заорал Грошев, никогда бы не решившийся на такой поступок, будучи живым. — Кто отомстит за нас? Кто скажет правду? Кто, в конце концов, помянет нас?

Столь бурная вспышка эмоций не могла не навредить свеженькой, еще не приспособившейся к новой форме существования душе, и Грошев улетучился, словно сигаретный дым, подхваченный сквозняком.

Синяков вновь остался один на один с половинкой таракана.

— Ты разочаровал своего друга, — констатировал тот.

— Что они все от меня хотят? Я иссяк, понимаешь? Я больше ничего не могу. — Его физическая усталость осталась там же, где и тело, но тоска и разочарование не покидали душу.

— Ну и настроение у тебя. А еще собираешься на небо.

— Где уж мне, — горько усмехнулся Синяков.

— Действительно, где уж… — передразнил его таракан. — Вспомни, как ты в футбол играл. Чтобы попасть в основной состав, надо было это заслужить. Доказать, что ты в форме, что ты нужен команде… С небом то же самое. На халяву туда не прорвешься. Сначала докажи, что ты им нужен. Измени соотношение добра и зла хотя бы на комариный нос. В сторону добра, конечно… А еще лучше, умри за них. Они там, наверху, это любят. Я имею в виду осознанный поступок, а не случайную смерть под забором.

— Где только мне силы взять… — Это был не вопрос, а констатация полного отсутствия таких сил.

— Думай сам… До тебя моим подопечным был летчик. Погиб, бедняга, за три дня до твоего рождения. Правда, не по моей вине. Имелся у него в лексиконе один любимый термин — «точка возврата». Надеюсь, ты понимаешь, что это такое. При пьянке его точка возврата находилась где-то в районе литра. С бабой — тот момент, пока он еще не узрел ее голую задницу… Твоя точка возврата уже приближается. Еще немного-и ты останешься здесь навсегда. Разве ты на самом деле этого хочешь?

— Да… — кивнул Синяков и вдруг спохватился: — Нет! Как же я теперь буду — без неба? Надо хотя бы взглянуть на него! Помоги мне вернуться!

— С удовольствием, — таракан отсалютовал ему лапкой. — Ты дорог мне там, а не здесь…

…Булькала жидкость, переливаемая из одной посуды в другую. Позвякивало стекло. Полязгивал металл. Кто-то, не переставая жевать, сказал:

— Любопытный феномен. Никаких признаков жизни, а выглядит как огурчик. Ничего похожего на трупные изменения. Хоть ты ему стаканчик поднеси.