Юрий Брайдер - Гражданин преисподней

Кузьма ждать не любил, хотя, если честно признаться, вся его жизнь состояла из бесконечной череды ожиданий — иногда долгих, иногда не очень, но всегда тягостных. Впрочем, жаловаться было некому — тот, кто не умел ждать, погибал даже раньше того, кто не умел действовать решительно и быстро.

Привычки скрашивать ожидание жеванием «божьей смолки» у него так и не выработалась, а сон или даже легкую дрему в подобном месте мог позволить себе разве что самоубийца: слишком уж враждебным и непредсказуемым был окружающий мир. К примеру сказать, даже за тот недолгий срок, который Кузьма провел в этом тупичке, обманчиво неживое слоевище мха-костолома уже несколько раз пыталось спеленать его тело. Для человека, находящегося в полном здравии и трезвом рассудке, это были, конечно, мелочи, но все равно неприятно, когда тебя с вполне определенной целью начинает обволакивать чужая осклизлая плоть. Тьфу на вас, исчадья адовы, как говорят светляки, они же катакомбники.

Ну наконец-то! Возвращаются…

Хотя стая двигалась почти бесшумно, Кузьма ощущал ее приближение так же отчетливо, как позывы к мочеиспусканию или мурашки в затекшей ноге. За долгий срок совместного существования стая стала как бы неотъемлемой частью его естества.

Первым к нему подлетел Князь и сразу ткнулся мордочкой в ухо, давая понять, что путь впереди свободен и окрест нет никакой опасности, но дабы выяснить все это, пришлось изрядно покрутиться, а за труд и риск полагается поощрение.

Князь свое дело в общем-то знал, недаром ведь приходился прямым потомком знаменитому Яшке, но по молодости иногда путал желаемое с действительным, а потому Кузьма на ощупь отыскал в темноте Ведьму, которая хотя и не лезла на первые роли в стае, однако чутьем на опасность обладала просто феноменальным.

Но та, похоже, была нынче не в духе и в руки человеку не давалась. Пришлось бесцеремонно ухватить ее за крыло, легкое и эластичное, как шелковый веер (была когда-то у матери Кузьмы такая игрушка).

От недолгого общения с Ведьмой, самкой старой и многоопытной, у него осталось ощущение неясной тревоги. Похоже, какое-то препятствие впереди все же имелось, хотя отождествлять его с реальной опасностью было бы преждевременно.

— И когда вы, твари, говорить научитесь! — с досадой произнес Кузьма.

Звук человеческого голоса вызвал у стаи оживление. За ним обычно следовало позвякивание алюминиевой поилки и бульканье водяры, которая для крылатого зверья была притягательней, чем морфий для наркомана или золото для корыстолюбца.

Водяра эта, между прочим, добывалась из такой дряни, что после ее употребления слепли глаза и отказывали почки даже у самых закаленных выпивох. Однако таким тварям, как Князь или Ведьма, все было нипочем. Они, наверное, даже синильную кислоту могли хлебать, вот только мха-костолома гнушались. А почему, спрашивается? Метростроевцы из него даже хлеб пекут. Сам Кузьма иногда жевал с голодухи молодые побеги слоевища. Не амброзия, конечно, но есть можно. Особенно если с солью.

Отпихнув вконец обнаглевшего Князя, которому его законной порции показалось мало, Кузьма пересчитал зверьков, подлетавших к поилке в соответствии со строгой иерархией, царившей внутри стаи.

Вернулись все до единого, и все вроде бы вели себя спокойно, если можно так сказать о хронических алкоголиках, трясущихся от вожделения. Кроме Ведьмы, настоящее беспокойство проявляла только совсем молодая самочка Бритва, прозванная так за исключительную остроту зубов. Она даже не убоялась слегка цапнуть Кузьму за палец.

Что же могло так взволновать этих двух самок — старую, которой и жить-то осталось всего ничего, и совсем юную, еще даже не давшую первого потомства? Почему спокоен Князь, никогда до этого не подводивший его? Почему не проявляют никаких признаков тревоги другие самцы и самки, в наследственной памяти которых намертво запечатлелись подозрительность и осторожность многих предыдущих поколений?

Ну да ладно, что тут долго рассуждать. Пора двигать дальше. А к опасностям ему не привыкать. По крайней мере до места, где надо будет окончательно определиться с маршрутом, еще топать да топать. Глупо было бы надеяться, что в этом переплетении звериных нор, дождевых промоин, естественных карстовых пещер, туннелей, прорытых человеческими руками, и бездонных колодцев, возникших неизвестно по чьей воле, его не поджидают никакие сюрпризы. Не было еще такого ни разу!