Юрий Брайдер - Гражданин преисподней

Игумен тем временем уже опомнился и простер к Венедиму руки (правая слушалась с трудом). Похоже, он не считал эту схватку окончательно проигранной.

— Что ты сотворил, брат Венедим? — с укором произнес он. — Страшная кара ожидает тебя за этот грех! Ты предал не только меня, своего игумена, но и всю святокатакомбную церковь. Опомнись, заблудшая душа! Иначе твое имя навечно запечатлится рядом с именем Иуды Искариота.

— Я не о чем не жалею, — ответил Венедим, явно избегая обращения «отец игумен». — Хотя участь у меня незавидная, как и у всякого прозревшего. Оказывается, я служил не милосердному и мудрому Богу, а сыну погибели, антихристу, принявшему человеческий облик. Тебе действительно многое можно простить. Интриги, двуличие, ложь, травлю неугодных. Даже убийство темнушников, ведь и они пролили немало нашей крови. Худо-бедно, но ты очистил обитель Света от скверны, накопившейся там за многие годы. Но то, что ты задумал нынче, я тебе простить не могу. Куда ты собираешься вести паству? Там, — он указал в сторону залитого светом выхода, — вовсе не Царство Божье. Там владения левиафана, который есть не что иное, как одна из ипостасей сатаны. Печальна была бы судьба, уготованная нашим братьям и сестрам. Ты бы не спас их, а погубил.

— Опомнись, брат Венедим! Разве левиафан не творение Божье? — возразил игумен. — Разве не назван он в Писании царем над всеми сынами гордости, то есть над лучшими из людей? Да и твой сердечный приятель Кузьма Индикоплав недавно очень убедительно доказывал, что люди должны научиться жить с левиафаном бок о бок.

— Он мне не указчик. Кстати говоря, точно так же, как и ты. Все сущее в мире есть замысел Господень и его творение. — Венедим возвысил голос. — Бог сотворил левиафана для устрашения людей, но он же и сокрушит его в конце времен. «Придет день, когда Бог поразит своим мечом, тяжелым и крепким, левиафана, чудище презлое». Так предрекал пророк Исайя. А в Псалтыре упомянуто о том, что обезглавленный левиафан будет употреблен в пищу людьми пустыни. Твои помыслы и твои поступки противоречат заветам Создателя. Вместо того чтобы пожертвовать всего себя служению церкви, ты заставил ее служить самому себе. Ступай с миром. Покайся хотя бы перед этими несчастными, которых ты хотел приобщить к вере насилием. Храм Господень должен быть воздвигнут не на крови, а на милосердии.

— Что, не понял? — вмешался Кузьма, вновь вскидывая пистолет. — Дуй отсюда, Симеон Столпник! Я человек некрещеный. Мне грехи замаливать не надо. Раз, два, три…

Чуть позже, когда они остались одни, Кузьма сказал:

— Удивил ты меня сегодня, Веня. Не ожидал даже. Ей-ей, истинный пророк. Быть тебе новым игуменом святокатакомбной церкви.

— Может, оно и так… Да только что нам сейчас делать? — вздохнул Венедим.

— Вернемся в Шеол. Соберем людей и честно расскажем обо всем, что с нами случилось. А уж потом будем сообща думать о будущем. Покидать нам преисподнюю или пока задержаться? Подлаживаться к левиафану или воевать с ним? Скорее всего мнения разделятся. Кто-то предпочтет одну долю, кто-то другую. Но от нас это уже не будет зависеть… Но учти, что обратная дорога будет намного тяжелей. Впервые я пускаюсь в дальние странствия без глотка воды и ломтя хлеба.

— Я все понимаю. Но мы обязательно должны дойти.

— Раз надо — дойдем.

— А когда ты собираешься принять крещение?

— Ну сказанул! Я ведь пока только так… сочувствующий. Впрочем, если ты считаешь меня достойным… — Кузьма почесал затылок. — Только давай сначала доберемся до более или менее чистой лужи…