— Ну, здравствуй, Боря, вот мы снова и свиделись, — злорадно осклабился Ушков, который развалился в своём офисном кресле.
— Что на этот раз? Меня выгнали из группы, я не знаю где Ефрем и его люди, — с порога заявил Тельцов.
— Только не надо врать, иначе ты совсем скоро отправишься за своим любимым Ефремом. Какие вы наивные глупцы, думали, он вечен? — майор засмеялся, совсем не искренне, а противно и фальшиво, — Все на него так надеялись, а тут раз, и нет бедняжки.
Лицо Бориса быстро налилось краской, зрачки расширились, и кулаки непроизвольно сжались, даже охранники потянулись за пистолетами.
— Не злись, я знаю, что вы там что-то задумали, кто у вас главный? Какой-то Артём? Смешно. Тебе не стыдно, что тобой командует мальчишка? Ладно, молчишь, так молчишь, я тогда буду говорить. Я знаю, что вы собираетесь, напасть на ракетный комплекс, но устраивать облавы и пытать тебя времени у меня нет. Даже если я тебя сейчас убью, твоя смерть ничего не изменит. До запуска ракет всего 17 часов и 32 минуты, — заявил Ушков, глянув на свои золотые часы, — сейчас имеете значение только одно.
По щелчку пальцев майора, из соседнего кабинета вышел изувер в белом медицинском халате.
— Ты же понимаешь, сопротивляться бесполезно, ты далеко не пуленепробиваемый, и не супер-герой так ведь? Я тебе хочу только добра, иначе не тратил бы на тебя такую драгоценную вакцину.
Бориса жёстко поставили на колени перед врачом, и приставили пистолет к затылку.
— Когда ГПД накроет весь мир, мне понадобятся сильные и верные бойцы. Тебя я могу сделать своим начальником охраны, хочешь? Не хочешь? Ну, сам смотри, ты мне очень помог, а поможешь сейчас, то и до зама министра обороны Красных не далеко. Это лекарство, — Ушков кивнул на шприц, содержимое которого уже отправилось в предплечье Бориса, — для верности и от совести. Ты, как оказалось, очень преданный дурак. Это тебя и сгубит, мы же не хотим умирать?
Борис всё видел как в тумане, слова проклятого майора доносились до слуха с трудом, словно он не был от него в трёх шагах, а за милю. Тельцов почувствовал, что земля из-под колен уходит, но сильные руки не позволили ему упасть. Третий охранник придержал Борису голову.
— Ну, что, док, пора? — поинтересовался майор, глянув на часы.
— Да, у вас не более минуты, за это время он воспримет всю ту информацию, которую вы произнесёте, на всю оставшуюся жизнь. Любой приказ он исполнит, только переходите сразу к действию, а не проверкам…
— Да знаю я. Только иди сейчас и молись, что бы твой пробный препарат сработал, иначе я тебе всю лабораторию закрою, понял?
Коротко кивнув, человек в халате скрылся.
— Боря, — Ушков присел напротив разведчика, — Ты сделаешь то, что я тебе скажу, ясно? Ты подчиняешься только мне. Я — твой хозяин. Я велю тебе убить Артёма Грачёва. Не убивай его сразу. Дождись удобного момента. Убей тогда, когда он будет беззащитен. Не рассказывай ему о нас с тобой. Веди себя, как обычно, и делай то, что Артём Грачёв попросит, пока не будешь готов его убить. Теперь… Сюда смотри, я сказал, — пощёчиной Ушков привёл Бориса обратно в сознание, — Не позволь Артёму Грачёву, или Леониду Заболодскому, или Захару Мухину заморозить ракетный комплекс, ты понял? Ты убьёшь Артёма Грачёва.
Лицо Ушкова расплывалось, Бориса похлопали по щеке ладонью, и он не своим голосом отозвался, словно заводная игрушка:
— Я убью Артёма Грачёва.
Затвор «беретты» щёлкнув, плавно вернулся в исходное положение.
— Похоже, Тёма, тебя надурили, — сделал вывод Борис, бережно положив пистолет на стол.
— Да, этот наркоман тот ещё, — протянул Артём, передёргивая затвор своего Винтореза.
Они втроём сидели на съёмной квартире, и осматривали отданное накробароном Дыней оружие и броню. Очень многое из списка Артёма отсутствовало, но, к сожалению, выяснять, уже не было времени, завтра предстоял важный день. Завтра всё и решится. Артёму было трудно сосредоточиться, ибо мысли были только о Рите. Он догадывался, что письмо дойдёт до получателя нескоро, но сложно идти в бой, возможно даже последний, не зная ответа любимой.
— Тёма, — Борис нерешительно позвал командира, стараясь не встречаться с ним взглядом.
— Да.
— Боишься?
— Нет. Устал. Просто я очень устал, — в голосе Артёма это чувство отчётливо угадывалось, — И бояться устал, и думать, и решать. Скорее бы всё кончилось.
Артём закашлялся, жадно хватая воздух ртом, и ослабший осел на стул.
Читать дальше