Игорь Ветошкин - Последний из нас

По коридору отдалялись тяжёлые шаги капитана и мелкие семенящие — коменданта. «Покой, тишина, безопасность» — успел подумать Борис, как сознание его ушло в мир грёз.

Докладывать о провале операции было стыдно и скверно. Больше всего на свете Гавриил не любил, когда его отчитывают, тычут мордой, как несмышленого котенка в собственное… в свои проделки, в общем. Вот и сейчас, когда он поднимался по ступеням на последний этаж, на сердце кошки скребли. «Я же ведь только припугнуть, власть показать, не убивать же. Это всё чёртов комендант со своими дуболомами.» — Думал Палкин, поднимая одеревеневшие ноги. «Этот сопляк, Дерягин, наверное, опять сияющий с докладом об успехе придет, а у меня снова провал, так и вылететь можно, ага, да, запросто. Только, это уже не просто потеря работы, ещё и прямая угроза моей жизни, Красные меня в покое не оставят.». Капитан остановился у двери с табличкой «Т.П. Боковин.». «Наверняка, этот старый хрен всё уже знает, но ведь попросит же самому рассказать, унижать будет, хоть бы там Дерягина не было». Тихий, неуверенный стук в дверь и глухое разрешение. По голосу Палкин понял — капут!

— Ну, и? — Только и проронил Боковин, стоя спиной к вошедшему капитану.

Генерал смотрел на улицу пустыми глазами, он только и думал об операции, столько много времени и трудов поглотившей.

— Да, что тут скажешь? Виноват, генерал — полковник. — Одним из способов смягчить начальника было признание вины.

— Да кто ж тут спорит? У тебя хоть ума хватило главного из зэков пристрелить! Тебе, надеюсь, ни чего не предъявили?

— Ни чего кроме благодарности за усмирение бунта. — Нагло соврал Палкин, выгораживая хоть одно умное решение.

— Это ж надо только додуматься! Надавить на информатора силой, наняв зэков! Ты чем думал, олух? — В конец распылился Боковин.

«Ну хоть Дерягин этого не слышит» — успокоился капитан.

— И чего ты молчишь?

— Виноват! — Вытянувшись, гаркнул Палкин, вторым способом было внешнее спокойствие. Генерал ненавидел трусов и, когда перед ним мямлили, заикались, и проявляли другие признаки страха, просто бесился.

— Это я уже слышал. Что в оправдание скажешь?

— Скажу, что оправдываться незачем, признаю, Дерягин был прав, на счёт моих методов.

У генерала глаза полезли на лоб, такого от гордого капитана Палкина он не ожидал. Самому Гавриилу было трудно произнести эти слова, одним предложением он раздавил своё самолюбие, гордость и самоуважение. Но что не сделаешь, что бы усмирить высокого начальника и к тому, же оставить своё рабочее место.

— Ладно. — Протянул Боковин, задумавшись. — Я передаю дело Бориса Тельцова Дерягину, а тебе поручаю собрать в архивах всю информацию о Мухине Захаре Ивановиче, и, что бы завтра утром в ровно семь у меня на столе, ясно?

— Так точно! — Вытянулся во весь рост Палкин.

«Ну, слава тебе Господи, пронесло, да и плевать на самолюбие, к чёрту гордость, как будто я сюда пробился, спины не сгибая» — Думал капитан, выходя из кабинета.

— Недолго ты Боря, отдыхал, уже комендант лично в допросную просит. — Сообщил Медик, тихонько тряся за плечо пациента.

— Тельцов, на выход! — Лязгнул властный голос тюремщика.

Ругаясь сквозь зубы, кряхтя, Борис поднялся с койки, оделся и хромая, пошёл впереди конвоя. Раны зэка уже почти затянулись, он всегда гордился такой способностью своего организма — быстрому выздоровлению. «На мне, как на собаке, всё быстро затягивается» — Шутя, говорил Борис. Да и с врачом ему на удивление повезло, толи зэк Медик и вправду от Бога был лекарь, толи угрозы коменданта так подействовали на несчастного, бывшего медработника.

За размышлениями Борис и не заметил, как оказался снова пристёгнут к знакомому столу в тёмной комнате. «Снова эта сволочь республиканская придёт, припугнул, власть показал, теперь думает, я на его условия соглашусь? Чёрта с два! Знать бы, что у него ещё за условия, хотя лучше не надо.» — Мысли улетучились, когда вошёл бледный сухощавый майор Красных. Бориса такое появление заинтриговало.

— Борис Тельцов, если не ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь, а вас я попрошу тоже представиться, а то в последнее время ко мне всякие офицеры так и липнут, всех уж не упомню.

— Ушков Николай Леонидович.

— Не могу сказать, что мне очень приятно.