Илья Бриз - Сбить на взлете

— Не заметил, не до того было, — коротко ответил я, понимая, что уже подставил кого-то из полкового начальства. Но врать под въедливым взглядом не стал — а вдруг все прознает от других?

А вот как я на немецкие бомберы в воздухе нарвался, его не особо интересовало.

— Своими глазами видел, как ты их с одного захода сбил.

— Обоих? — не поверил я. Тогда-то думал, что второй ушел.

— Первый сразу рухнул, а из другого летчики попрыгали. До трех ночи майора люфтваффе допрашивал, — он потер висок, не выпуская самописки. Глаза были красноватые, усталые. — Много гад знает, удачно ты его ссадил. На Минск они летели, а на полетной карте цели… — он вдруг замолчал и опять усиленно потирая висок. — Впрочем, этого тебе знать не положено. Я в сопроводительном документе уже написал о необходимости отметить нашего летчика, — в глазах энкаведешника вспыхнули веселые чертики, — за помощь в получении весьма ценных сведений. Так, говоришь, в первый раз самостоятельно боевую машину в небо поднял? Страшно-то не было?

— Не до того было, — честно признался я, — все время боялся, что немцы заметят и грузовиком мне взлететь не дадут или из своих винтовок шмалять будут. А потом опасался не успеть при свете посадить. В темноте на все сто горбанулся бы. Ну, или самолет сильно покурочил…

Затем он заставил просматривать и подписывать все листы. Поразила формулировка предложения, накарябанного — мама всегда за почерк ругала — под его диктовку на последней странице: «Мною прочитано, записано с моих слов верно».

Швейцарские часы того немецкого майора на память подарил — пленному не положено, да и конвоиры рано или поздно все равно снимут.

А потом я наконец-то попал в крепкие руки воентехника второго ранга Кривоноса и дюжего майора Коноваленко. Елизарыч с дядей Витей тискали меня как тряпичную куклу. Насилу вырвался. Пришлось опять все подряд пересказывать. Долго ругались на фашистов, которые так гадко с нашими убитыми поступили. Жалели, что не успели сами нормально похоронить. Солонина очень нехорошими словами поминали — сорвал в неразберихе, не дав ничего сделать. Удивлялись, как это я решился на глазах у немцев истребитель поднять. Майор хвалил за правильное ориентирование, удивленно во весь голос поздравляя с первым самостоятельным полетом и перелетом — пункты взлета и посадки ведь разные. И оба все восхищались, как я юнкерсы сходу уконтрапупил — их на этой станции уже подробно несколько раз просветили и даже письменное подтверждение с фиолетовой печатью выдали.

— Дядь Витя, тут такое дело, — пряча глаза, решил признаться. И выложил, что наврал зачем-то особисту про возраст.

Майор Коноваленко переглянулся с Елизарычем, потрепал меня по обгоревшей немного шевелюре:

— Не тушуйся, что-нибудь придумаем. Невелик грех, начштаба при необходимости поправит в тех бумагах, что успели вывезти. Он у нас человек дюже понятливый, — усмехнулся и подтолкнул к стоящей невдалеке полуторке, чтобы ехать в поле к самолету. Не той, что нас с Серегой отвозила, а другой. Первая, как сказал дядя Витя, на аэродром так и не вернулась. У Яка ходил красноармеец при мосинке с примкнутым штыком и знакомый моторист, младший сержант Горлохватов, под поднятыми капотами что-то делал. Увидел нас, подскочил и доложил, прижимая ладони к грязному комбинезону — пилотки на взлохмаченной голове не было:

— Так что, товарищ майор, машина исправная. Обслужил. Бензин и масло долил, — он кивнул на бочку, канистру и какие-то ящики, стоящие рядом. — Пушку и пулеметы вычистил, боеприпасы дозарядил, — указал рукой туда же, — лететь можно. Сей минут капоты закрою.

— Можно, говоришь? — дядя Витя улыбнулся, глянул, как Володя Горлохватов с Елизарычем замки капотов на моторе прикручивают. Затем обошел самолет, придирчиво осматривая. Покачал руль направления, проверяя, не перетянуты ли тросики управления или наоборот — нет ли люфта. Зачем-то постучал сапогом по колесу шасси и только потом забрался в кабину. — От винта! — громко скомандовал через пару минут. Завелся, прогрел немного движок, развел поднятые руки в стороны, чтобы убрали колодки. Порулил на ветер — по дыму сориентировался? — и… улетел.

Я смотрел вслед и завидовал — через пятнадцать-двадцать минут он уже будет в расположении полка, а нам эти сто тридцать километров по грунтовкам пылить и пылить.

Закатили по доскам в кузов бочку, в которой еще плескался бензин, закидали ящики и поехали. Елизарыч повествовал обо всем, что случилось за эти дни.