Игорь Николаев - Железный ветер. Путь войны. Там, где горит земля (сборник)

– «Летающее крыло», – подсказал Виктор.

– Да, вроде так, они делают почти четыреста километров в час. Надеюсь, что в полете меня застанет радостное известие о том, что наши проблемы решены. Иначе нам останется только привольное житье рантье.

– Ладно, пап, не грусти. – Виктор не очень понимал, какие правильные и одобряющие слова нужно говорить в такой ситуации, но искренне постарался утешить отца. – Не может такого быть, чтобы сломалось все и сразу. Три дня – это три дня, я думаю, ты услышишь хорошие новости уже в пути. Ну а если все-таки что-то пойдет не так…

– Хм… – Таланов-старший скривился. – Сын, ты меня прямо воодушевляешь!

– Пап, я же военный, нас учат, что побеждает не тот, кто планирует, как хорошо он распорядится победой, а тот, кто тщательно продумывает, что он будет делать, когда все пойдет наперекосяк.

– Вот на что идут наши кровные денежки, – через силу, но все же улыбнулся Савелий Сергеевич. – Наша доблестная армия учится проигрывать…

– Нет, она учится побеждать. – Виктор решил ковать железо, пока горячо, старательно отвлекая отца от невеселых мыслей. – Тот, кто готов к поражению – не боится его. В неспокойное время живем, с конфедератами все совсем не весело.

Савелий Сергеевич встал, чуть потянулся, покрутил кистями, разгоняя кровь.

Сумрак, заполняющий кабинет, поблек, темень за окном заиграла новыми оттенками серого и черного, разделившись на уровне горизонта тончайшей нитью алого.

– Рассвет близится, – сказал отец, по-прежнему стоя. Он смотрел в окно, и на лице его, быстро сменяя друг друга, проходили выражения усталости, печали, затаенного гнева. Словно карты, тасуемые руками опытного фокусника.

– А что там у вас? – неожиданно спросил он. – Армия стоит на страже?

– Как всегда, папа, как всегда, – дипломатично ответил Виктор. Он хорошо понимал, что на самом деле отец беспокоится о нем лично, но, понимая специфику работы сына, облекает вопрос «Как дела?» в дипломатичную форму. – В Африке неспокойно, конфедераты наращивают флот, англичане цепляются за прежние заслуги. Все как обычно.

– И какие… перспективы? – по-прежнему как бы отстраненно продолжил Савелий Сергеевич.

– Как всегда, мы всех побеждаем. – С этими словами Виктор тоже поднялся и обнял отца, чувствуя через ткань пиджака, как похудел старик.

– Ты тоже всех победишь, я знаю и верю, – очень тихо сказал он, почти прошептал. – Если тебе понадобится моя помощь – только скажи. А если не получится… У меня тоже есть пара хороших знакомых среди экономических контрразведчиков, они посоветуют, куда вложить деньги. В Южной Африке хорошие перспективы. Не все же на океане зарабатывать, на суше тоже есть много интересного.

– Спасибо, сын, спасибо. – Савелий Сергеевич так же крепко сжал сына в объятиях, все еще не по возрасту крепких. – Мне тебя не хватало.

Он решительно отстранил младшего и с пару мгновений всматривался в лицо сына. Казалось, только вчера держал на руках крошечный сверток со слабо плачущим младенцем. Но это было тридцать лет назад, и теперь сын – капитан воздушного десанта Империи, элита вооруженных сил, боевой офицер, который никогда не рассказывает, чем занимался на службе, и не имеет права хранить дома награды, а это о многом говорит понимающему человеку.

И пусть все корабли сгорят, деньги обесценятся и океан обмелеет, у него есть сын, которым можно и нужно гордиться, а значит, жизнь уже прожита не зря.

За окном в темном небе прошелестел моторами, мигая посадочными огнями, гироплан.

– Я пойду, – решительно сказал Савелий Сергеевич, – не провожай, не люблю я этого.

– Я помню, – в тон ему отозвался сын, – иди.

Виктор стоял у окна и смотрел, как высокая, подтянутая фигура отца прошла по едва освещенной дорожке, в плаще и с чемоданчиком в руках, к калитке.

Отец, папа, милый и родной человек. Тот, кто не бросил сына, болезненного и слабого, переболевшего всеми мыслимыми детскими болезнями. Тот, кто всегда находил время и любовь для мальчика, подростка, юноши.

– Я тебя жду, – тихо, одними губами сказал он. – Возвращайся скорее из своей «молчащей Исландии».

«Старею», – подумал Гордей Лимасов перед зеркалом, насупив брови. Повернулся к гладкой зеркальной поверхности левой щекой, провел ладонью по намечавшейся щетине. Затем повторил те же действия с правой половиной лица. Бриться, как всегда, не хотелось, и Гордей в который раз задумался, а не отпустить ли ему бороду?